Рози что-то пискнула.
— Да, он поможет вам почувствовать свое превосходство над окружающими, особенно если у вас вместо родословной длиной с локоть только мозги и желание встать на ноги. Но учтите — умников не любят.
В кулаке у Рона хрустнул подлокотник.
Эмрис Виллт шел вдоль ряда, пришпиливая сидящих репликами, как бабочек на булавки.
Что ты делаешь, захотелось крикнуть Тельгесину, зачем ты все рушишь, прекрати! — но у него будто язык примерз к небу.
— Да, это хороший, безопасный способ ощутить себя вольнодумцем и немного пофраппировать старшее поколение, не боясь, что они урежут содержание.
— Да, критичность мышления позволит вам лучше видеть, что стоит за мотивами окружающими и вашими собственными. Нет, зрелище это очень неприглядное, и мотивы совершенно не перестанут действовать оттого, что вы их видите.
— Нет, метод критичного мышления не поможет вам сделать карьеру. Семейные связи и умение льстить правильным людям помогут вам гораздо больше.
Тельгесин замер — Виллт остановился прямо напротив них.
— Нет, он не защитит вас от Этих Ужасных Чувств и не принесет неуязвимости. Берите пример с семнадцатого ряда, они хотя бы получают удовольствие от происходящего.
Венсди вспыхнула.
Виллт перевел взгляд на Тельгесина:
— И — нет. Этот замечательный метод не поможет вам Понять Совершенно Все, — в его голосе мелькнуло что-то вроде сожаления. Или Тельгесину показалось.
Виллт поднялся на сцену, бросил на стол трость и отошел к окну.
— Рано или поздно, — он покачался на пятках, — любой метод, — запрыгнул на подоконник и защелкал шпингалетами, — себя исчерпывает. — Виллт распахнул раму и медленно провел по ней рукой. — Тогда, — сказал он, глядя вниз, — от него следует отказаться.
Эмрис Виллт обернулся к аудитории, ухмыльнулся, отсалютовал — и вышел из окна.
Тельгесин сорвался с места и перегнулся через подоконник.
Внизу на асфальте никого не было. Он высунулся наружу и закрутил головой. На крыше соседнего крыла маячил силуэт, черный против солнца. Галстук развевался, как вымпел. Стоящий отсалютовал Тельгесину, присел на корточки и съехал вниз, скрывшись за гребнем.
Тельгесин вернулся обратно и обнаружил, что на него все смотрят.
— Он на крышах, — сказал Тельгесин.
— Это… это какая-то шутка? — растерянно спросила Рози.
Лицо у нее было какое-то мутное. Тельгесин снял очки и начал протирать рукавом. Пуговица стукнулась о дужку и поскакала по полу. Вечно она отрывается.
— Нет, — сказал он вслух. — Не думаю.
Он надел очки, и стало ясно, что дело не в них. Тельгесин поморгал. Окружающие стали четче.
— Где ближайший телефон?
— На кафедре был.
— Там закрыто сейчас.
— Тогда на углу.
— Да вот тут в кабинете есть, — сказала какая-то женщина.
— А куда ты звонить собрался?
— В полицию, — сказал Тельгесин. — И в «скорую».
Артур сидел в неприметном черном форде и, прикрывшись номером «Герольда», разглядывал площадь у набережной. Все было, как обычно — у парапета набережной толклись парочки, в тени необъятных тополей по периметру площади лоточники торговали снедью и дети кормили голубей под статуей Утера. Статуя Артуру нравилась — Утер стоял, расставив ноги, уперев одну руку в бок и небрежно положив другую на эфес. Усы у него топорщились, и сразу было ясно, кто тут главный. Ровно с таким же видом он появлялся в детской — «ну-с, молодой человек, сколько полков вы разбили за сегодня?» — и Артур бежал показывать своих солдатиков. Хорошее было время. Недолго, правда.
Рация затрещала, перехватывая полицейские переговоры:
— Третий, мы его потеряли!
— Пятый, вы же на машине!
— На мосту пробка! Он нас обогнал!
Оболтусы, подумал Артур, представляя, какой разнос он устроит главе полицейского управления. Ну, Роберт, держись у меня.
Артур давно подумывал о том, что в городе надо бы устроить учения на случай беспорядков, и Мерлин со своими выходками оказался кстати.
Одного чокнутого профессора поймать не могут. Подумать только.
Раздался визг, и Артур понял, что был неправ — на площадь из переулка вылетел олень. На спине оленя, едва придерживаясь за рога, плясала расхристанная фигура.