Он вдруг ощутил взгляд, тяжелый, как рука на плече. Тельгесин обернулся и увидел у другой кулисы широкоплечего человека в темном костюме, небрежно прислонившегося к колонне. Лицо у него было какое-то знакомое. Человек опустил голову, поправляя часы, и Тельгесин узнал профиль с монеты.
Король Артур.
Накатила острая волна облегчения — король Артур не пришел бы на похороны плохого человека, ведь правда? — и Тельгесину моментально стало за нее стыдно. Ну что за ребячество, в самом деле.
Софит сверху мигнул несколько раз, и Тельгесин понял, что уже какое-то время молча стоит перед всеми.
Король ободряюще ему кивнул и прошел на сцену.
Он еще ничего не сделал, но зал, до этого полнившийся шепотками и шуршанием, мгновенно затих. Это была какая-то магия.
— Всех интересует, что произошло, — сказал король. — Да, у Эмриса Виллта случился нервный срыв и он устроил в городе беспорядки. Нет, полиции не удалось его остановить. Нет, стрельба была несанкционирована и — нет, я не рубил Эмриса Виллта Экскалибуром, какие бы слухи об этом не ходили. Что касается причин смерти — вскрытие показало инсульт на фоне маниакально-депрессивного психоза. Гениальность и безумие, по крайней мере в этот раз, шли рука об руку. Смог ли бы он добиться того, что добился, будучи нормальным — на это ответа нет. — Король помолчал. — Так вышло, что я оказался свидетелем последних минут Эмриса Виллта, и вот что я могу сказать — все его действия, каковы бы они ни были, до самого конца были продиктованы интересами школы, которую он хотел создать. За это я могу ручаться. — Король посмотрел на портрет и опять повернулся в зал. — Из того, что я успел увидеть и услышать здесь — Эмрису Виллту действительно удалось чему-то научить. Я надеюсь, что вы распорядитесь его наследием разумней, чем это мог бы сделать он сам.
— Но… он же был хорошим человеком, правда? — горестно спросил из зала женский голос.
— Нет, — сказал король Артур. — Но он старался.
[2x10] великие пустоши
Когда пространство извернулось и они оказались на озере, там был обычный летний день — тихий и жаркий. По небу быстро бежало облако, и вода была зеленой от отражающихся гор. Все было как всегда, но Мирддин вдруг резко зашипел, как от боли, и начал тереть глаза основанием ладони.
Нимуэ попыталась его обнять, Мирддин взглянул на нее, лицо его исказилось, в глазах мелькнула паника, он отшатнулся и мгновенно закрылся на максимум — как в стеклянный кокон.
— Что случилось? — спросила Нимуэ.
— Это… человек во мне. Слишком много для него. Для меня. Для него. Ччерт. — Мирддин сел на землю и уставился в воздух перед собой. По его лицу бежали мгновенные сполохи выражений — радость, отчаяние, гнев, нежность, обида, злость — будто кто-то очень быстро крутил проектор — а взгляд с неподвижной точкой был будто отдельно.
Нимуэ не знала, что это значит. Она села рядом.
— Может быть, тебе стоит в Каэр-Динен? — предложила она.
Мирддин мотнул головой и закусил губу.
— Нет. Я там буду «человек среди дану». Как «дану среди людей» в Камелоте. Не хочу. Хватит с меня людей.
Мирддин вскочил и прошелся по поляне. Потом остановился у сосны и замер, уперевшись вытянутой рукой в ствол. Пальцы заскребли по рыжеватой коре, по стволу поползло угольное пятно, иглы пожелтели и опали. Дерево помертвело и стало черным, как одно из тех, в его видениях. Мирддин покачал в горсти собранную энергию и досадливо сбросил ее в Аннуин. Поднял голову и посмотрел на черные ветви, врезанные в синее небо.
— Я даже не человек! Почему я чувствую себя обязанным ненавидеть… все это? Будто я предаю человечество, когда стою здесь. Когда касаюсь тебя. Когда вдыхаю этот воздух.
— Ты не можешь предать людей, если ты не человек.
Мирддин облокотился спиной о ствол и сунул руки в карманы.
— Ни для кого из людей.
— Как это влияет на факты?
Мирддин тяжело вздохнул:
— Наверное, никак.
Нимуэ помолчала.
— Авалон — дарованная земля. Ее нельзя заслужить или заработать. Ее можно только принять в дар. Или не принять.
— Это нечестно.