Неизвестно, сколько прошло времени. Невидимый дракон дремал, не обращая на нее внимания. Изображение, выведенное на стены вокруг, не менялось. Вдруг Нимуэ ощутила чье-то присутствие. Нимуэ инстинктивно вжалась в спинку, но это была Эйрмид.
Эйрмид окинула взглядом панораму и глянула на Нимуэ:
— Твой смертный.
Нимуэ кивнула.
Эйрмид простерла руку повелительным жестом — перед ней соткалась панель управления. Эйрмид возложила на нее ладонь и прищурилась чему-то невидимому.
— Ах, — наконец, произнесла она. — Какой хороший мальчик. Умница Гатта, отлично научил. Смотри, он на каждом этапе очень технично себя уводит отовсюду, где не может больше оставаться. И очень заботится, чтобы собой никого не повредить.
— Но не получается, — ровно сказала Нимуэ.
— И не получится. Это в принципе невозможно. Но попытка очень милая.
Нимуэ передернуло.
Эйрмид бросила на дочь быстрый взгляд:
— Ты не представляешь, сколько может наворотить человек, бегающий от своей смерти. А уж человек, желающий смерти и боящийся ее одновременно… — она цокнула языком.
— Я могу что-нибудь сделать? — спросила Нимуэ.
Эйрмид хмыкнула.
— Ну, ты можешь сказать Врану. Он может вынуть твоего Мирддина из Пустошей и шмякнуть тебе на порог, как мышь. Он такое любит… но людей со сломанной волей к жизни все равно хватает ненадолго, имей в виду. Они просто немедленно заходят на новый круг, и все начинается заново.
Нимуэ уткнулась лбом в колени.
— Значит, ничего, — тихо сказала Нимуэ. — Я обещала себе не стоять между Мирддином и его судьбой.
Эйрмид села на подлокотник, обняла дочь и молча поцеловала в лоб.
— С людьми… всегда так тяжело?
Эйрмид хмыкнула:
— С людьми тяжело. С духами, с дану, с ангелами не легче. А о Едином я вообще молчу.
Если это должно было утешать — это не утешало. Нимуэ ничего не ответила. Эйрмид вздохнула.
— Знаешь, как говорят люди? «Не зови никого счастливым, пока он не умер». Это была хорошая история. Даже если и короткая.
Нимуэ отстранилась и села, сложив руки на коленях.
— Я… понимала, что так будет, — ровным голосом сказала она. — Я только не думала, что выйдет так… быстро.
Эйрмид внимательно заглянула ей в лицо:
— Если бы этого опыта не было в твоей жизни — ты была бы беднее или богаче?
— Это очевидный ответ. Любой опыт ценен, — бесцветно ответила Нимуэ.
Эйрмид вздохнула.
— Он еще может вернуться. Но даже если он вернется — для тебя это будет одно и то же. Он не вернется таким, каким уходил.
— Я понимаю, — ровно сказала Нимуэ. — Мне интересно другое. Ты знаешь, как все устроено, и продолжаешь считать, что мир хорош. Как ты это делаешь?
Эйрмид печально улыбнулась.
— Мой способ тебе не подойдет.
Нимуэ протестующе вскинула голову.
— Я продала душу Единому за падение Атлантиды, — мягко сказала Эйрмид. — Это была часть сделки. С тех пор я не могу считать иначе.
— Ты так ее ненавидела?
— Я так ее любила. Я очень ее любила, но Атлантида должна была быть разрушена. Должна была быть уничтожена, пока она еще не полностью предала себя самое и пока не разрушила весь мир. Есть много вещей хуже смерти. Много, много вещей… — Эйрмид смотрела куда-то в прошлое.
— Что значит «продать душу»? — помолчав, спросила Нимуэ.
Эйрмид моргнула, отрываясь от воспоминаний.
— Это значит «чтобы достичь цели, ты необратимо меняешься. И никогда не сможешь вернуться обратно».
— А, — сказала Нимуэ.
Нужно было принимать решение. В кончиках пальцев еще отдавалось острое, безрадостное удовлетворение — «никого и ничего нет». Оно растекалось внутри, как яд под корой дерева, и ему нельзя было ничего противопоставить, и нельзя было оставить так, как есть, потому что никто не снимал с нее обязательств — было озеро и были Срединные земли, она несла ответ за них и не могла перестать. Но горечь парализовывала ее.
Нимуэ опустила веки и позвала Башню.
«Ты — Страж?»
Холодное драконье внимание сконцентрировалось на ней.
«Я наблюдаю. Я охраняю. Я уничтожаю».
«Что ты уничтожаешь?»
«То, что прикажут».
«У меня боль внутри. Сделай так, чтоб ее не было».
Драконий глаз мигнул. И все прошло.
Экран, в котором отражались Пустоши, моргнул и погас.
Эйрмид крепче сжала плечи дочери, но ничего не сказала.
Мирддин засыпал на песке, просыпался, опять засыпал, и ему снились крики, и взрывы, и огонь, падающий с неба, и огромное черное облако, вспухающее грибом на горизонте, и волна, встающая стеной до неба и застилающая все. Великий Потоп, гибель Атлантиды, сражения богов и титанов. Он видел бесчисленную армаду и ее предводителя, навеки спящих зачарованным сном в Пустошах; окаменевших исполинов, изломанных криком; титанов, брошенных на колени горем и запечатанных им в одном застывшем мгновении; нагую женщину, пляшущую на груде черепов в отблеске северного сияния. Нимуэ, подумал Мирддин. Женщина обернулась. Это была не она, но Мирддин проснулся с привкусом имени на губах. Оно что-то значило.