— Это значит — я хочу, чтобы ты жила. Жила, а не функционировала, понимаешь? Чтобы ты жила, чтобы ты раскрывалась, чтобы ты была счастлива. И я хочу быть с тобой. Чтобы были ты, я и вселенная, взахлеб, в полную силу. — Он поймал ее ладонь и поднес к губам. Тонкие пальцы, холодная кожа, темная прядь у виска, тень от высоких скул, белое горло, неподвижная точка в светлых глазах. — Я помню, как все было. Я могу передать тебе.
Перелить забытое, разделить утраченное, и прошлое опять станет общим. И все станет хорошо, все станет по-прежнему.
Дану высвободилась.
— Ты… считал по-другому, — медленно сказала она.
Мирддин зажмурился:
— Да. Нет. Не так. Это… это человеческое, — торопливо заговорил он. — Люди носят в себе фир болг. Я не могу сделать так, чтобы этого не было. Я не могу изменить, кто я, я могу только постараться выбрать правильно.
Нимуэ отвернулась. По прозрачной стене текли вниз, конденсируясь, капли, оставляя дорожки, отливающие стальным.
— Мы разные, — медленно произнесла она. — Мы принадлежим разным мирам. Я не могу стоять между тобой и твоей смертью, потому что это твое право. Право человека. Но я… я переоценила свои силы. Когда ты выбираешь смерть ради смерти — я не могу с этим быть. Когда ты желаешь, чтобы меня не было… — Дану передернула плечами. Она медленно вывела пальцем на стекле: «Я есть».
— Я понимаю, — тихо сказал Мирддин. Он протянул руку из-за ее плеча и вывел ниже — «Я тоже». — Это твоя жизнь. Она принадлежит тебе. — Он помолчал. — Я не могу сделать так, чтобы разлома внутри меня не существовало. И я не могу пообещать, что опять не попаду… туда. Но я знаю, что я сделаю все, что смогу, чтобы пройти сквозь него и вернуться обратно. Потому что я хочу быть с тобой. Если ты позволишь.
— Зачем?
— Для радости. Для смысла. У нас были радость и смысл, помнишь? Такие, которые нельзя найти по отдельности. Иногда это слишком мало… или слишком много, чтобы выдержать. Но оно того стоит. Я клянусь.
Нимуэ резко обернулась:
— Не клянись! — яростно вскинулась она. — Не смей!
Лицо ее исказилось от гнева, но она смотрела прямо на него, и это была победа. Совсем маленькая, совсем крошечная, но победа.
— Уже поздно, — мягко сказал Мирддин. — Я уже поклялся.
Нимуэ вскинула голову. Ноздри у нее трепетали:
— Мне нечем понимать такие вещи, мне некуда класть их в себя! Я не человек, не была и не буду, и человеческой смерти нет места в моих землях! — Она сделала резкий жест, будто отгоняя что-то и зажмурилась. — Я не могу сделать все, как было. Это невозможно!
Мирддин осторожно взял ее за плечи.
— Но можно попробовать вырастить что-то новое. Вместе. Если ты захочешь.
Нимуэ опустила голову и уперлась лбом ему в грудь. Темные пряди разошлись, открывая тонкую шею. Мирддин провел пальцем по позвонку. Мгновение вздрогнуло и застыло, покачиваясь — одно-единственное мгновение, венчающее пирамиду времени, неподвижное, стремительно несомое вверх, вверх неукротимо вспухающей под ногами волной тысячелетий; тесное и ослепительное, как острие солнечного луча.
Дану не то всхлипнула, не то засмеялась. Стеклянная колба разбилась; время двинулось дальше.
— Это будет просто проклятая прорва работы, — проговорила Нимуэ.
— Да, — сказал Мирддин, прижимая ее к себе. — Но мы постараемся.
[2x11] красная река
Один за другим сменялись дни на макушке лета — одни из тех бесконечно длинных, ясных дней, плотно пригнанных друг к другу, как бусины в ожерелье, в которые никуда не торопишься и все успеваешь. Нимуэ вернулась к построению карты. Она хотела найти место, откуда приходит Дикая Охота. Оно существовало, но Нимуэ никак не могла понять, как к нему подобраться, а им следовало решить этот вопрос до ноября в Срединных землях. Она подумывала, не воспользоваться ли Грозовой Башней еще раз — но рисковать как-то не хотелось. Цена использования Башни опять могла оказаться слишком высокой — и, что самое неприятное, непредсказуемой. Кроме того, путь в Пустошах и Аннуине все равно каждому приходится прокладывать самостоятельно. Это была, конечно, задача.
Мирддин жил на озере; его присутствие Нимуэ не тяготило. Он успешно встроился в экосистему — при желании он умел не продавливать мир под себя. Сейчас его почти не было слышно. Какие-то моменты казались ей неуютными — например, как он сидит в серой пустой комнате, оставив только узкую вертикальную щель вместо окна, и, скрестив щиколотки, сидит и сверлит взглядом единственный росток папоротника, принесенный из леса — было непонятно, что с этим делать. Но никаких негативных последствий для биосферы не возникало, и Нимуэ решила разбираться с проблемами по мере их поступления. В конце концов, пока Мирддин действовал в своих границах, он был в своем праве.