Мирддин сорвал травинку.
— Похоже… но Жажда — это судьба дану. Жажда сталкивает тебя с миром, с Единым, с… — он вскинул на нее глаза, — другой душой. Жажду невозможно пережить в одиночку. И когда мы делаем выбор… если ты встречаешь в себе фир болг — ты должен убить в себе фир болг, иначе ты погибнешь весь. А человек не может уничтожить свою смерть. Может только ее принять. И человек может это сделать только сам. Никто не может ему помочь. — Мирддин заметил ее выражение и засмеялся. — Это действительно настолько плохо, как звучит. Но оно того стоит, — он поймал ее за подол и притянул на траву рядом с собой. — Я никогда не понимал, как много у меня есть, пока не понял, сколького может не быть. Не чувствовал себя таким живым. — Он наклонился и поцеловал ее над воротом. От прикосновения внутри отдалось эхо, как от ветра в кронах.
Нимуэ вскинула голову, упираясь затылком Мирддину в грудь. Сосна над ними была зеленой. Ее жизнь и смерть были звеньями одной цепи, но Мирддин явно имел в виду что-то другое.
— А не-словами ты можешь передать? — спросила она.
Мирддин замер. Они давно не общались мыслями. Мирддин коснулся ее виска. Нимуэ поняла, что забыла это ощущение — оно тоже было в выгоревшей зоне.
«Зачем?»
«Мне интересно. Я хочу понять».
Мирддин отстранился и развернул ее лицом к себе.
— Послушай, — произнес он серьезно. — Если бы мне самому предложили выбирать, понимать это или нет, я не уверен, что согласился бы. Я чуть не сорвался в фир болг тогда. Человек может забыть однажды увиденное, но для дану это невозможно. Я не хочу, чтобы тебе было больно, или тяжело, или страшно. Ты дану. Тебе не обязательно знать такие вещи.
— Рано или поздно придет Жажда, — сказала Нимуэ. — Значит — рано или поздно — я наткнусь на это знание в тебе.
Мирддин покачал головой:
— Я как-нибудь сам разберусь с Единым. Люди это делают. Мне не нужно от тебя таких обязательств.
— Дело не в обязательствах, — сказала Нимуэ. — Дело в том, что ты здесь. Значит, ответ существует. Если ответ существует — я хочу его знать.
У Мирддина опять сделалось это странное, плывущее выражение, будто он смотрит из нескольких временных точек сразу. Из прошлого и будущего одновременно. Он протянул руку, убирая с ее виска выбившуюся прядь.
— Ты очень храбрая. И очень красивая. И я тебя люблю.
Нимуэ подняла брови.
— Это именно то, что я действительно хочу говорить тебе. Пожалуйста, помни об этом. Если услышишь что-нибудь другое.
Руки сжались.
Контакт сощелкнулся.
итак, хорошо
допустим, это бешенство.
открой ларчик,
скажи,
пандора,
миранда,
афина,
что оно из себя представляет.
Как минимизировать влияние на озеро, Нимуэ подумала заранее — поэтому первое же движение вынесло их в Великие Пустоши. Времена и эпохи преломлялись, проходя через Мирддина Эмриса, но он сейчас не замечал этого. Он был весь здесь и сейчас, в одной точке, и Нимуэ постаралась стать к ней как можно ближе, стараясь не слушать, как вокруг, тяжело скрипя, начинают сдвигаться пласты мироздания, закручиваясь вокруг них быстрее, быстрее, быстрее. Человеком этого можно было не замечать.
знаешь ли ты, куда идти
достоверно — нет
доверяй своему чувству направления
доверяй своему чувству истины
Пространство дрогнуло, отзываясь, разворачиваясь в багровые дюны и череду клювоголовых стражей среди пустыни. Нимуэ узнала место — точку смерти, виденную из Башни.
это безумие
жадное, громокипящее, бессмысленное, бесконечное
тьма становится все плотнее,
все гуще, все тяжелее,
как кисель,
как студень,
живая, голодная, ждущая, алчная
Это была не сама смерть, не сам разлом, только слепок, сохраненный человеческим сознанием, прогибающий под себя бесконечное пространство Пустошей. Но даже это было страшно. Было тяжело. Нимуэ еще могла оттолкнуться, вынырнуть, поднять границу, но нужное ей знание можно было найти только по другую сторону.
если перестать быть из ртути и стали
если шагнуть вперед,
сбросить доспех,
стать покрытой только кожей,
тонкой человеческой кожей
и тканью, которая еще тоньше.
если раскрыть ладони,
выровнять дыхание
шагнуть вперед,
в стену тьмы и безумия,