Талейран и русский государь познакомились в ходе наполеоновских войн. В сентябре 1808 года они вступили в сговор против Бонапарта в Эрфурте и вместе устраивали замужество Доротеи. Царь восхищался талантами Талейрана. Когда союзники вошли в Париж, Александр оказал честь князю, поселившись в его доме, а не в королевском дворце (по слухам, он был заминирован, хотя многие историки предполагают, что автором слухов был сам Талейран).
В последнее время их отношения резко ухудшились. Царь винил Талейрана в том, что король Франции не выполнил обещание установить в стране конституционную монархию. Государь сердился на князя и за то, что тот уговорил его поддержать возвращение Бурбонов на трон. Александр испытывал личную неприязнь к Людовику и предпочел бы видеть на престоле во Франции другого человека, например бывшего наполеоновского маршала Бернадотта или молодого Бурбона — герцога Орлеанского. Царь был даже согласен на республику. Талейран, однако, убедил его признать Людовика, и теперь, когда благодаря Талейрану Франция создавала новую головную боль, недовольство государя усилилось.
Царь принял Талейрана холодно, даже отчужденно. Они поговорили о положении во Франции, перешли к Венскому конгрессу, и беседа чуть ли не переросла в перебранку.
— Теперь обсудим наши дела здесь, — начал царь. — Мы должны решить все проблемы в Вене.
— Все зависит от вашего величества, — сказал Талейран. — Мы быстро и благополучно закончим наши дела, если ваше величество проявят такое же благородство и великодушие, как в Париже.
— Каждый должен получить то, что всех устраивает, — продолжал царь.
— И по справедливости, — заметил Талейран.
— Я должен сохранить то, чем уже владею, — жестко сказал Александр, намекая на присутствие русских армий в оккупированной Польше.
— Ваше величество желают сохранить то, что принадлежит ему по закону, — предположил Талейран.
— Я поступаю в согласии с великими державами, — сказал царь.
— Мне не известно, относят ли ваше величество Францию к числу этих держав? — спросил коварно князь.
— Да, несомненно, — ответил Александр. — Но если вы не хотите, чтобы каждый из нас думал о своих интересах, то что же вы предлагаете?
— На первое место я ставлю правоту, а не интересы, — твердо заявил Талейран.
— Интересы Европы, в них вся правота, — отрубил царь.
— Вы говорите не своим языком, сир, он чужд вам, и ваше сердце не приемлет его, — сказал Талейран.
— Нет, я повторяю. Интересы Европы — в них вся правота, — снова довольно грубо и настойчиво ответил Александр.
По описанию Талейрана, он натолкнулся на непробиваемую стену, и князь, прислонившись головой к панели, пробормотал: «Европа, несчастная Европа!» В речах царя Талейрану послышались нотки «политики силы», которая способна ввергнуть Европу в новые войны и страдания. Он повернулся к Александру и спросил:
— Следует ли понимать вас так, что вы готовы разрушить мир?
— Скорее я буду воевать, но не откажусь от того, чем владею! — выпалил Александр.
Талейран промолчал, но всем своим видом показывал, что ему претят разговоры о возобновлении насилия и враждебности.
— Да, скорее я буду воевать, — повторил царь, прерывая неловкое молчание.
Затем, когда в углу раздался бой часов, царь всея Руси вдруг спохватился:
— Ах! Мне пора на спектакль. Надо идти. Я обещал императору Меня ждут.
И с этими словами царь внезапно ушел, оставив Талейрана одного размышлять над судьбой двух с половиной миллионов душ в оккупированной Россией Польше.
Глава 8
КРУГОМ ШПИОНЫ!
Когда мои дети чихают, первым об этом узнает князь Меттерних.
Один из гостей конгресса о сети осведомителей в Вене
Свечи допоздна не гасли в секретном шифровальном кабинете дворца Хофбург. Министр полиции барон Хагер заставлял людей работать до глубокой ночи. Несмотря на бюджетные вливания, сыскная сеть явно не могла справиться с возложенными на нее задачами — следить за каждым человеком, приезжающим в Вену.
Барон Хагер без устали набирал агентов и осведомителей для внедрения в иностранные миссии и слежки за наиболее важными персонами; сыщики фиксировали, куда они ехали, с кем встречались, отмечали все, что казалось им подозрительным. Особое внимание обращалось на званые ужины, рауты и вечерние развлечения, занимавшие значительное место в деятельности конгресса. Каждое утро император Франц за чашкой кофе с молоком прочитывал кучу донесений и стал самым информированным человеком в городе.