В действительности герцогиня сама купила перстень. Она увидела его в одном венском ювелирном магазине и не устояла от соблазна заплатить за него бешеные деньги. Однако в силу разных причин — из-за самолюбия, озорства или простого любопытства — она не пожелала сказать правду. Герцогиня ответила неопределенно, уклончиво, и доблестный кирасир побелел от ревности. Он взвился как пружина и сорвал камень с ее руки.
Пока князь рассматривал перстень в поисках имени или других признаков его происхождения, герцогиня молниеносно обогнула стол и вцепилась в кавалериста. Началась потешная борьба. Они возились как два влюбленных подростка. Герцогиня укусила его за руку, он пытался сдержать ее и свободной рукой, балуясь, засунул перстень в рот, зажав его зубами. Герцогиня вырвалась из объятий, и князь от неожиданности проглотил рубин. Перстень потом вернулся к герцогине. В их отношениях, наверное, случалось и не такое.
Когда князь Меттерних узнал о появлении у герцогини де Саган сотрапезника, он, естественно, расстроился. Ему было ведомо об их прежней связи, но мысль о том, что они снова вдвоем, выводила его из себя. Князь хотел объяснений. Он верил и не верил в то, что ему говорили.
Ко времени императорского бала, проходившего 9 октября на арене Испанской школы верховой езды, князь Меттерних еще не видел герцогиню де Саган. На одном из совещаний он написал ей послание, напомнив о «счастливых мгновениях» их встреч. Меттерних жаждал свидания со своей любовью. На балу герцогиня выглядела еще прекраснее, чем прежде. Она появилась в сопровождении двадцати трех женщин, нарядившихся «четырьмя стихиями». Шесть юных красавиц были одеты в голубые и зеленые платья, украшенные жемчугом и кораллами. Они представляли Воду. Шесть женщин в пламенеющих красных шелковых платьях изображали Огонь. Другая группа девушек в тончайшей прозрачной вуали и с крылышками на спине символизировала Воздух. Герцогиня де Саган шла в группе, представлявшей Землю. Она была одета в коричневое бархатное платье, и ее волосы были зачесаны в виде «золотой корзины, наполненной фруктами из драгоценностей». Меттерниху она казалась краше всех.
Бальный зал был забит до отказа, и Меттерних с трудом протискивался между танцующими парами, а герцогиня все время ускользала от него. Князь стал догадываться, что она избегает встречи с ним. За весь вечер он так и не поговорил с ней. Ее интересовал только князь Альфред.
Если бы герцогиня была с ним, Меттернихом, он вполне насладился бы балом императоров, королей и князей, танцевавших в волшебном сиянии тысяч свечей, горевших в серебряных канделябрах. Говорят, что русский царь Александр за вечер успел пригласить на танец пятьдесят дам, доказывая своим примером, что неспроста Венскую мирную конференцию прозвали «танцующим конгрессом».
Меттерних чувствовал себя покинутым и несчастным. Уже ночью он написал герцогине де Саган длинное послание. «Конечно, вы были и будете любимы снова и снова, — писал князь. — Но никто вас не любил и не будет любить так, как я».
Меттерних не привык терпеть поражение не только в дипломатии, но и в любви.
Глава 11
ПОЛЬСКАЯ «ЗУБНАЯ БОЛЬ»
Предательство, сир? Все зависит от дат.
Талейран
Чем больше предавался грусти Меттерних, боясь навсегда потерять герцогиню, тем труднее становилось попасть к нему на прием. Спустя два дня после бала-маскарада в министерство пришли делегаты из Женевы — Жан Габриель Энар и Шарль Пикте де Рошмон. В назначенное послеобеденное время они прибыли первыми, несмотря на то что был вторник: по понедельникам жизнь в салонах бурлила, как правило, до следующего дня. Через некоторое время к ним присоединился высокий элегантный господин в шелковом одеянии, красной шапочке и в длинных, алого цвета перчатках.
Как выяснилось, аудиенции у Талейрана добивался и кардинал Консальви, государственный секретарь папы, посланный им на конгресс в Вену. Последние четырнадцать лет он заправлял и внешними, и внутренними делами Ватикана. Кардинал прослыл реформатором, провел раскопки Форума и реставрацию Колизея, дал улицам названия, а домам номера. Консальви был известен и тем, что примирил Ватикан с Наполеоном, подписав конкордат (1801), покончивший с враждой между католической церковью и постреволюционной Францией.
Кардинал Консальви в 1804 году убедил упиравшегося папу Пия VII поехать в Париж на коронацию Наполеона, чего их святейшества ни разу не делали за последние почти три столетия — со времени коронации Карла V в Болонье в 1530 году. Вернувшись из Парижа, Консальви стал папским викарием.