Глава первая
«Уже тогда я знал, что огненный сполох на севере означает войну. Но не ведал я, как много отнимет у меня эта война».
Элспет вскрикнула.
Правую руку пронзила знакомая острая боль, к ней вернулось чувство невыносимого горя и утраты. В темноте за ее веками не гасло видение: коленопреклоненный юноша с поникшей головой, старик, в ужасе таращащийся на свою правую ладонь, — оба в сполохах багрового зарева. От этого зрелища проснулись ее собственные воспоминания: другая освещенная костром пещера, латная перчатка, найденная в прибившемся к берегу после кораблекрушения сундучке, меч, неожиданно выросший в ее собственной руке. Что за странный сон! Она знала, что хрустальный меч ковался у нее на глазах, ведь он был ее неотъемлемой частью, совсем как ее рука! Но кто эта молодая женщина, немного, вероятно, старше самой Эслпет? Кто эта несчастная, добровольно принявшая участие в таком болезненном ритуале и потом исчезнувшая?
У нее все еще дергало руку; нет, боль оказалась даже сильнее, чем во сне! Элспет вдруг сообразила, что ее руки плотно прижаты к туловищу, а ног она вообще не чувствует. Опять тюрьма? Неужели она снова во власти колдуна? Не может быть, ведь они с Эдмундом спаслись, одолели Оргрима! Разве не чествовал их как победителей сам король Уэссекса?..
На лицо дохнуло холодом. Она приоткрыла глаза — и не увидела ничего, кроме морозного тумана, несущегося над ней на ветру. Совсем как на отцовском корабле, пробирающемся в зимней мгле… Но нет, слишком крепко она стиснута, слишком опасно раскачиваются ее ноги, слишком больно рукам, придавленным к туловищу. Роль тисков исполняют огромные чешуйчатые когти!..
Память разом вернулась, и она чуть не лишилась чувств от ужаса: дракон! Да, именно он сорвал крышу с зала торжеств королевского дворца и похитил ее и Эдмунда!
Сердце у Элспет забилось так сильно, что его стук перекрыл свист ветра и едва не оглушил ее. У девочки перехватило дыхание. Борясь с желанием завизжать от страха, она закрутила головой, пытаясь разглядеть в темноте Эдмунда. Но нет, вокруг клубился один только туман, от которого впору было задохнуться. Она была одна. Совсем одна…
Впрочем, одиночество совсем не грозило ей. В голове раздался грозный глас, по всему телу пробежала горячая молния. Кисть снова задергалась; скосив глаза, Элспет увидела знакомый свет хрустального меча в правой руке — бледный и неверный вначале, но быстро разгорающийся, набирающий мощь.
Казалось, свет меча разгоняет туман внизу. Там, в головокружительной дали, Элспет уже различала землю, черно-белую шахматную доску наделов и перелесков в разрывах облаков. Еще мгновение — и туман окончательно рассеялся, вокруг засияла ослепительная небесная лазурь, в глаза ударили лучи утреннего солнца. Элспет догадалась, что дракон вырвался на простор из облаков. Внизу простерлась снежная равнина, залитая мягким светом. Темный штрих — это, видимо, лес, слепящий блеск — обледенелые горные склоны и вершины.
«Я с тобой, покуда не исполнится наша задача».
Что за задача? Элспет без устали ломала голову: что бы это могло быть? Что ей предстоит совершить в этом чужом краю? Неужто у меча даже сейчас есть какой-то план? Полотно его как будто замигало в ответ на ее догадку. Меч вел себя, как живое существо. В душе Элспет родилось подозрение: не оказалась ли она в когтях дракона по воле меча?
«Что ты со мной вытворяешь? — взмолилась она. — Это по твоей милости со мной происходит такое?»
Ответа не последовало.
«Отвечай!» — мысленно прикрикнула она.
«Мы там, где нам надлежит быть, — вымолвил наконец голос. — Но не там, не в драконовых когтях».
Ее сердце наполнилось ужасом: сам меч боится, что его великий план сорвется, если Элспет не сумеет освободиться!
— Что за план? — От отчаяния Элспет задала вопрос вслух, но ветер унес слова прочь, прежде чем она сама успела их расслышать.
В то же самое мгновение чудище, сжимавшее ее в когтях, накренилось в вираже, да так сильно, что ее затошнило. Впереди показались горы. Зато изменение направления полета позволило ей увидеть Эдмунда.
Он безжизненно висел в другой драконьей лапе, слишком далеко, чтобы окликать его, даже если бы в ушах не свистел так оглушительно ветер. Она не видела почти ничего, кроме светлых волос юноши да края плаща, некогда голубого, а теперь превращенного в грязные лохмотья. Его голова моталась из стороны в сторону, словно он лишился чувств, лицо было бледным, одного цвета с рубахой.