УБИЛА Я ЛОКИ ИЛИ НЕТ?
Кто-то стиснул ее ладонь. Уголком глаза она увидела, что это Эдмунд: перепачканное лицо, волосы в саже и пепле.
— Эдмунд, — выдавила она, превозмогая слабость, — что произошло в пещере?
Слова получались искаженными, невнятными, и она сомневалась, что он ее понял. Он собрался что-то ответить, но ограничился лишь натянутой улыбкой, вновь пожав ей руку.
Почему-то присутствие Эдмунда успокаивало ее, придавало уверенности. Мир устоял, жизнь не кончилась. Она попыталась улыбнуться ему в ответ, но даже это оказалось выше ее сил, и она опять забылась сном.
Когда Элспет вновь пробудилась, движение прекратилось. Она лежала на земле, под деревом, закутанная в мохнатые шкуры, вокруг высились другие деревья. Земля под широкими ветвями была засыпана снегом, и она дрожала, несмотря на мех. В лес заглядывали косые солнечные лучи, и она не могла определить время суток: то ли это утро, то ли ранний вечер. Над ней склонился Эдмунд, серый от усталости. Рядом сидел, привалившись к стволу дерева, Клуаран, погруженный в глубокий сон. Чуть поодаль, среди деревьев, пряталась, словно загнанный зверек, Эоланда. Элспет не сразу узнала женщину-эльфа, та словно уменьшилась в размере. Раньше ее волосы блестели, а теперь свисали космами на лицо с ввалившимися щеками, глаза смотрели затравленно, она уставилась прямо перед собой, ко всему равнодушная.
Элспет гадала, в чем причина ее отчаяния. Но не только состояние женщины-эльфа внушало ей беспокойство. Все ее друзья были рядом, и все, кроме Эоланды, как будто не пострадали. Откуда же берется ощущение, что кого-то недостает? Откуда это невыносимое чувство потери?
И тут она спохватилась: пустота в правой ладони!
ИОНЕТ!
Наверное, она произнесла это имя вслух, потому что Эдмунд наклонился к ней ещё ниже, вновь взял ее за руку.
— Все хорошо, — сказал он, — ты в безопасности, Элспет, как и все мы. — Напряжение, с которым он произносил эти слова, опровергало их смысл.
— Нет! — выдохнула она. — Дело плохо. Что случилось, Эдмунд? Что стало с Локи? Где меч?
Он в ответ лишь покачал головой, избегая ее взгляда. Элспет попыталась сесть, опираясь спиной о ствол дерева. Оказалось, что это осуществимо, даже без приступа головокружения.
— Говори! — потребовала она хриплым от страха голосом. — Прошу тебя, Эдмунд!
— Локи на воле, — тихо молвил Эдмунд. — Ты… меч… Эоланда… В общем, тебя принудили разрубить его оковы. Меч пропал. Ты нанесла ранение демону, а после этого меч как будто… взорвался. — На Эдмунда тяжело было смотреть. — Мы все никак не придем в себя, Элспет.
К ней постепенно возвращалась память. Лицо ее отца, отцовский голос… Прикосновение холодных рук Эоланды, хохот демона, отнявшего у меча жизнь… Хотелось запрокинуть голову и завыть, но горло стиснуло судорогой.
Клуаран поднялся и подошел к Элспет. На нем не было лица, он зябко кутался в плащ, словно продрог до костей.
— Что ты помнишь? — спросил он едва слышно.
Как видно, об ужасе Элспет и о терзавшем ее чувстве вины лучше всяких слов говорило ее лицо. Клуаран упал на колени и взял ее за плечи с нежностью, какой она никогда прежде в нем не замечала.
— Твоей вины здесь нет, Элспет. Эоланда, моя мать, предала тебя, предала всех нас. Она обманом принудила тебя разрубить его оковы, все, кроме последней, — ту он порвал сам.
— Я приняла его за своего отца… — простонала Элспет.
Клуаран кивнул, выражая всем своим видом неизбывное горе.
— Он всегда был ловкачом. Эоланду ему тоже удалось провести. Только меч не поддался на его обман, хотя и пожертвовал своей жизнью. А теперь его силами напитается могущество демона. Он будет всесилен.
— Мы весь день бежим прочь от этой горы, — вмешался Эдмунд. — Она извергает все больше огня. Клуаран утверждает, что скоро она вся превратится в потоки лавы, которая растопит окрестные снега. Мы, правда, уже забрались достаточно далеко и можем чувствовать себя в безопасности. По крайней мере, гора нам больше не угроза… — Эдмунд замялся.