Все это вместе не могло не взбесить Павла I, и дело здесь вовсе не в неуравновешенности российского императора. Сущность войны была полностью извращена. Оказалось, что русские солдаты и моряки жертвовали своими жизнями не для того, чтобы восстановить справедливость и монархический строй, а служили орудиями захватнической политики венского двора и алчности английских купцов.
11 (22) октября 1799 г. царь отправил твердое и недвусмысленное письмо австрийскому императору Францу: «…Видя из сего, что мои войска покинуты на жертву неприятелю тем союзником, на которого я полагался более, чем на всех других, видя, что политика его совершенно противоположна моим видам, и что спасение Европы принесено в жертву желанию распространить Вашу монархию… я с тою же прямотою, с которою поспешил к Вам на помощь и содействовал успехам Ваших армий, объявляю теперь, что отныне перестаю заботиться о Ваших выгодах… Я прекращаю действовать заодно с Вашим Императорским Величеством…»[9]
Письмо Павла I было вручено лично императору Францу новым русским послом в Вене графом Колычевым на специальной аудиенции 5 ноября 1799 г. и произвело эффект разорвавшейся бомбы.
Длинные колонны русских войск через Баварию, Богемию и Моравию потянулись назад на восток. Крестовый поход закончился, для России начиналось возвращение в мир геополитических реалий.
В эти дни, когда российская политика совершала крутой разворот, на другом от Петербурга конце Европы произошли события, которым в неменьшей степени было суждено изменить судьбы мира. Узнав о глубочайшем кризисе, охватившем страну, о сплошных неудачах на фронтах, о том, что Франции угрожает вторжение иноземных войск, Бонапарт принял смелое решение. В ночь с 22 на 23 августа 1799 г. он с небольшим отрядом войск и несколькими преданными офицерами отплыл из Египта.
Два фрегата, на которых располагался маленький отряд, совершили поистине беспримерное плавание, чудом проскочив между вражескими эскадрами. 9 октября Бонапарт ступил на землю Франции, а 16 октября он уже был в Париже. Хотя к этому времени ситуация на фронтах значительно улучшилась и непосредственная опасность временно миновала, прогнивший режим Директории уже окончательно обанкротился. Народ устал от анархии и нестабильности, царства спекулянтов и жуликов, разгула бандитизма и коррупции. Поэтому возвращение молодого полководца было воспринято однозначно: Спаситель пришел. «Генерал, отправляйтесь же разбить врагов, — воскликнул один из ораторов, приветствовавший Бонапарта на пути следования через Прованс, — а потом мы сделаем Вас королем».
Лион был весь иллюминирован в честь приезда молодого героя, люди пели и танцевали на улицах под крики: «Да здравствует Бонапарт, который приехал, чтобы спасти Отечество!»
В Париж весть о том, что Бонапарт высадился на французском берегу, пришла вечером 13 октября, а на следующий день утром была объявлена в законодательном корпусе. Вместо того чтобы осудить генерала, самовольно оставившего армию, депутаты повскакивали со своих мест и со слезами на глазах от восторга и энтузиазма запели «Марсельезу». Через несколько мгновений новость знал уже весь город.
Генерал Тьебо рассказывает в своих мемуарах, как в этот день он был по делам в Пале-Рояле. «Я только что вошел в большой двор, как на другой стороне сада я увидел группу людей, которая быстро росла, а потом мужчины и женщины побежали куда-то со всех ног… Без сомнения речь шла о какой-то очень важной новости: восстание, победа или поражение… какой-то мужчина, не остановившись, на бегу прокричал мне: „Генерал Бонапарт вернулся! Он высадился во Фрежюсе“. Тогда, в свою очередь, меня охватил всеобщий порыв… Новость распространилась с быстротой электрической искры. На каждом углу можно было увидеть то, что я увидел в Пале-Рояле, сверх того оркестры полков, расквартированных в Париже, пошли по улицам с музыкой, увлекая за собой потоки народа. Едва спустилась ночь, как импровизированная иллюминация зажглась во всех квартирах… на улицах, в театрах раздавались крики: „Да здравствует Республика! Да здравствует Бонапарт!“»[10]
В общем, молодому генералу не пришлось ломать голову в размышлениях на тему «Что делать?»: если у него и были сомнения при отплытии из Египта, теперь от них не осталось и следа — власть сама шла к нему в руки.
Именно поэтому переворот 18–19 брюмера VIII года (9–10 ноября 1799 г.) прошел так, в общем, легко и бескровно. Бонапарт был провозглашен первым консулом Французской республики и фактически главой всей исполнительной власти; два других консула, видные политические деятели Камбасерес и Лебрен, были не более чем статистами для создания некого подобия коллегиального правления.