– Срочно выдвигайтесь к нам! Заявку мы уже послали. Опал Агатович пока не отвечает, но он в курсе.
– Вы смеетесь? Я на Сатурн иду! Я уже почти у кольца. До Урана мне топлива не хватит!
– Это срочно! У нас завтра комиссия!
– Не могу! Наряд нужен! Звоните Опалу Агатовичу!
– Да вы соображаете? Мне с администрации звонили. Комиссия на носу! Пшшшшш….
Прервалось. Слава Богу! Связи нет, и суда нет.
– Сатурн-газ, вызывает рембаза.
– Слушаю вас, рембаза, я Сатурн.
Опять тот же приятный голос. Нуте-с, продолжим.
– Вы поняли, что я про рифму сказал?
– Не совсем! Повторите.
– Меня Женя зовут, а вас?
– Кармелита.
– Как?! – старушка вильнула, но быстро вернулась на курс. – В смысле… очень приятно.
– Мне тоже очень приятно. Так что вы там про рифму говорили? – в ее голосе чувствовался живой, неподдельный интерес к поэзии.
Я начал без предисловий. А чего тянуть?
Невыразимая печаль
Открыла два огромных глаза, —
Цветочная проснулась ваза
И выплеснула свой хрусталь.
Вся комната напоена
Истомой – сладкое лекарство!
Такое маленькое царство
Так много поглотило сна.
Немного красного вина,
Немного солнечного мая —
И, тоненький бисквит ломая,
Тончайших пальцев белизна…1
– Пшшшшш…
– Как слышите? Сатурн! Прием!
– Пшшшшш…
Вот же ж! Помехи! Она хоть что-то услышала, или я вхолостую читал?
– Пшшшш… чество… пшшшш… умной… пшшшшш… Венера пшшшш…
Она! Читает стихи в ответ! Ну работает же еще поэзия!
– Сатурн! Вызывает рембаза. Это Женя! Я не расслышал кого вы читаете! Что-то про Венеру? Гумилев?
– Пшшшш… Качество по разумной цене! Венерология и проктология! Ведь вы этого достой…
Я в сердцах отключил коммуникатор. После внедрения новой системы связи количество спама стало невыносимым. Куда уж мы только не писали! Но фирма-производитель ликвидировалась. Теперь готовим госконтракт с новым производителем. Но это еще не скоро.
* * *
– Модуль руководства на третьем уровне. Аметист Рубинович еще не прибыл. Вами займется его заместитель Лепидолит Вазгенович.
– Хорошо. А где, подскажите, диспетчерская. Мне нужна Кармелита…
– Кармелита Морионовна? Она уволилась.
– Как уволилась?! Когда?! Я же буквально полчаса назад с ней говорил!
– Да только что. Прибежала вся в слезах, сказала, что не может больше смотреть на звезды, и уволилась. Она еще что-то про красное вино и про бисквит говорила, так что вы посмотрите на втором уровне, в баре, может она там.
Нет!!! Мне на третий уровень! Срочно! Сделав на всякий случай задумчивое лицо, чтоб не приняли за ремонтника (наивный, а комбинезон?), я пошел в лифтовый блок. Ну и дела. Да, работает поэзия…
Лепидолит Вазгенович, худой, кучерявый, носатый человек говорил по телефону с кавказским акцентом, да так, что я услышал его еще в лифте:
– Почему нельзя голубой? Ну и что, что это цвет Газпрома? Планета Нептун тоже газовый гигант, и тоже голубой, а ему никто не говорит, что нельзя! Ну и что, что мы Сатурн? А я говорю, что вопрос согласован с Росвселенной!
Все сотрудники руководящего аппарата Сатурн-газа собрались в приемной у открытых дверей кабинета шефа и, затаив дыхание, слушали разговор. Лица мужчин были решительны, лица женщин – взволнованы. Пройдясь по лицам и фигурам женщин, я признал кадровую политику Сатурн-газа удовлетворительной.
– Мы являемся национальным проектом приоритетного назначения! И мы сами будем решать какой цвет! Вы узурпаторы! Это нездоровая конкуренция! Вы боитесь, что через сорок пять лет мы захватим рынок! Пожалуйста, звоните в администрацию! Нам согласовали… А я говорю, нам согласовали голубой…
На том конце провода монолог был, очевидно, не менее эмоциональным, но мы слышали из трубки лишь громкое жужжание, будто бодрая муха попала в барабан. Лепидолит Вазгенович молчал, но глаза его становились все страшнее. Наконец клапан был сорван. Лепидолит Вазгенович вознес руку с трубкой к небу и воскликнул с трагическим пафосом, которому позавидовал бы Гамлет:
– Сами вы голубой!
И бросил трубку. «Занавес, – подумал я. – Бурные продолжительные аплодисменты».
Женщины бросились к Лепидолиту Вазгеновичу с валерьянкой, мужчины – с крепкими рукопожатиями. Все как бы говорили: Вазгеныч, мы с тобой!
Согретый всеобщим вниманием, Лепидолит Вазгенович поднял палец и твердо сказал:
– Будем вешать!
– Будем вешать… будем вешать… вешать… вешать… – зашелестели работники аппарата.
– Где ремонтный бригада? – спросил Лепидолит Вазгенович, и мне показалось, что он сейчас добавит: «И где веревка?»