Поздно ночью, когда вся прислуга удалилась на покой, она пришла без охраны к супружеской спальне кастильских королей и постучалась в дверь.
Дочь, убедившись, что это ее мать, открыла дверь и впустила старую королеву. Альфонсо был поражен, супруга попыталась успокоить его:
– Если она так поступила, значит, это дело высочайшей важности!
Альфонсо на всякий случай надвинул плотно на голову ночной колпак.
– Я люблю тебя, Альфонсо, и никогда не предам тебя, – заверила его жена и вступила в переговоры с ночной визитершей.
– Может быть, ты пригласишь меня присесть? – спросила Элеонор Аквитанская, облаченная в ночную сорочку.
Дочь указала матери на мягкий стул, а сама, ежась от предутреннего холода, осталась стоять.
– Я приняла решение… – сказала мать.
– Какое же? – спросила дочь.
– С первого дня, как я прибыла сюда, меня раздражала твоя глупость. Как ты могла, моя дочь, так ошибиться? Будущее Франции за Бланкой, а не за Урракой!
– Но Уррака…
– Королю Франции безразлично, которая из моих внучек обвенчается с его наследником. Имя девчонки не имеет значения… Если хочешь, я сама исправлю его в пергаментах, и ни одна крючкотворная тварь не подкопается. Ты сотворила глупость, назвав свою дочку Урракой. С таким именем она будет чужестранкой в любом королевстве. Другое дело Бланка – Бланш. Ее легко примут французы. И она достойна ими править. Пусть она отправится к парижскому двору. А для Урраки мы быстро подыщем другого соискателя.
Альфонсо пробормотал из-под колпака:
– Государыня! Вы рассуждаете умно, но на все нужно время.
– Времени для королей как раз и не хватает. Им нужно действовать быстро. Так Александр Македонский завоевал Вселенную. А королевам надо еще более спешить. Готовьте наряды для Бланки. Я не намерена ждать долго.
Несколько недель потребовалось Бланке, чтобы осознать, что она теперь не Бланка, а Бланш.
В присутствии родителей и бабушки ей торжественно объявили, что семейные планы изменились. Не Уррака, а она отправится к французскому двору и выйдет замуж за дофина Франции.
Бедная Уррака упала в обморок, а очнувшись, долго рыдала. Хотя ей и не хотелось оставлять родной дом, но она завидовала сестре.
Бланка, как могла, утешала ее.
– Не подходи ко мне! – кричала Уррака. – Это ты подольстилась к нашей бабушке… Ты стала ее любимицей….
– Кто знает, кто кому взлюбится! Я не виновата перед тобой. Зачем мне французская корона? Может быть, все дело в наших именах?
– Ты сменишь имя! Почему я тоже не могу сменить свое? Дурацкое, варварское имя!
– Твое имя в переводе на латынь – самое благозвучное.
– Не утешай меня, сестра… Как плохо, что бабушка приехала сюда. Она страшная женщина. Понятно теперь, почему ее муж упрятал ее в тюрьму…
Бланка могла теперь позволить себе быть и милосердной, и справедливой.
– Бедная Уррака! Я сделаю все для того, чтобы ты была счастливой.
Сестры поверили в это и обнялись… в последний раз.
Старая королева, словно взбесившись, требовала гнать лошадей, понимая, что ее хрупкие кости могут рассыпаться в любой момент, не достигнув привала. Но она торопилась.
Бланш, измотанная до предела, мечтала хотя бы о кратковременном отдыхе, но железная старуха настаивала, чтобы горы и реки мелькали незамеченными, чтобы города и замки таяли в тумане, будто призрачные.
Только на постоялых дворах, где подавалась им лучшая еда и согретые, опаленные от вредных насекомых шелковые одеяла, вкушала Бланка вожделенный отдых.
И все дни путешествия Бланш училась. Каждую минуту ей преподавались новые знания. То, чему ее учили в кастильском замке, было лучшими азами науки. Как жить на свете, как управлять людьми и государствами – теперь этому учила ее бабушка, – между делом, с ироническим смешком, но так, что каждая произнесенная ею фраза врезалась в память навсегда.
Старая королева Элеонор пробудила в девочке жажду знания о сокровенных тайнах, которые тщательно скрывались от нее отцом с матерью в мирной Кастилии.
Старуха охотно вроде бы, но всегда с хитрым и не очень понятным намеком вспоминала о своем детстве в Аквитании, о своей сестрице Петронелле, а также о том, каким роскошным был тот прежний французский двор.
И там, и при дворе аквитанском – везде они царили, две девочки – Элеонор и Петронелла. Мужчины воевали, а отдыхая после битв, любовались их невинными личиками. А какие поэмы слагались в их честь! И музыка! Она звучала везде – ею были наполнены сады, где музыка сливалась с пением птиц.
Старуха припоминала в подробностях одну осень, когда в Аквитании собрались лучшие трубадуры со всего мира. Они были все прекрасны – эти юноши, но истинным бриллиантом, вдохновляющим поэтов, была Элеонор – стройная, как стебель цветка, и пышная там, где надо, как набухшее зерно.
Трубадуры славили Даму, и Дамой этой всегда была и осталась Элеонор Аквитанская – впоследствии королева Англии.
Иссохли ее женские прелести, но осанка и походка остались прежними, и она показывала внучке пример, как остаться Прекрасной Дамой до конца лет своих.
– Иногда на свет рождаются женщины, чье предназначение – править, – говорила она, – и ты из таких, Бланш. Мне хватило одного взгляда на тебя, чтобы это понять… Уррака! Она просто девочка – хорошенькая… изящная… умненькая… Но Бог не одарил ее способностью покорять и властвовать.
Элеонор сделала паузу, потом снова вернулась к своим воспоминаниям:
– Как я сердилась на Господа, что он сотворил меня женщиной! Когда я была малышкой, то боялась, что мой отец решит заново жениться. Если б у него родился сын, то все права на наследство были бы у него! У него, а не у меня! У той, кому поклонялся весь аквитанский двор. А я правила двором! Поверь мне, Бланш, я царила в нем, потому что я была Женщиной. И если б у папочки родился сынишка… не знаю, как бы я поступила! Но этого не случилось, хвала Господу! Однако я много думала, почему даже самый негодный мальчишка переступает дорогу к власти девочке, которой самой судьбой предназначено царствовать?
Бланш согласилась, что это несправедливо.
– Я посчитала нужным кое-что наперед разузнать о твоем будущем супруге. У меня такое чувство, что он не похож на своего дедушку. О мальчике, который станет твоим мужем, я могу многое сказать, потому что его дед был какое-то время моим супругом. Да, милая! Я была королевой Франции, и моим супругом был Людовик Седьмой. Твой мальчик станет Людовиком Восьмым. Мой Людовик… О, вначале я была от него без ума! Он был хороший человек, но хорошие люди утомительны – запомни это, внучка.
Он был слишком привержен к церкви. Ему бы надо было сразу пойти в монахи, сидеть в келье и изучать старые, пыльные пергаменты. Так и случилось бы, если б его братца не убила свинья. Не смейся, Бланш! Да, да, обыкновенная хрюшка, бросившаяся под ноги коню дофина. Тот грохнулся оземь затылком, а мой Луи стал королем! Так часто бывает – ничтожная причина переворачивает судьбы народов. Не забывай об этом, дитя! Вот глупая свинка перевернула судьбу Франции. Бедный Луи! Господь был несправедлив к нему. Он обрушил на его хлипкие плечи и Францию… и меня… а две эти тяжести не всякий выдержит.
– Но вы все-таки вначале любили его?
– О да! Я любила его, потому что он делал то, что я ему приказывала. И выполнял все мои желания. Так, мы вдруг оба надели рубахи с вышитым крестом и отправились в Святую землю. Ведь я тебе уже говорила, Луи был очень религиозным человеком. Его объявили святым.
– Ну ведь вы тоже, наверное, святая, мадам, если отправились вместе с ним? Вы – его супруга – разделили с мужем все опасности.
– Я неустанно твержу тебе, дитя, что женщина в силах сделать больше, чем любой мужчина. А отправилась я в крестовый поход не из-за религиозных чувств, а просто ради приключений. О, я о многом могу тебе рассказать, но… не сейчас. Есть более важные вещи, которые нам надо обсудить. Но теперь я капельку подремлю, а то утомилась…