Филипп принес это известие Бланш, и они оба возрадовались.
– Теперь дело пойдет на лад! Ждать осталось недолго. Людовика коронуют, и мы заключим мир.
– А как быть с сыновьями Джона? Их, кажется, двое.
– Мальчишки… неразумные дети… Кому они нужны? Их нет смысла принимать в расчет.
Бланш подумала, что, если вдруг по какой-то трагической случайности Филипп и Людовик оба скончаются и ее собственный семилетний Филипп станет королем, позволит ли она какому-то чужеземцу перехватить у него корону? Конечно, нет! Она, безусловно, поторопится короновать сына по всем правилам.
Она вспомнила, какой была Изабелла в те далекие уже дни ее совместного с Джоном посещения Парижа. Чувственной, самоуверенной и безумно красивой – такой она тогда предстала перед Бланш. Сохранила ли она свою красоту? Выйдя замуж за Джона, она, казалось, совсем не жалела о покинутом ею графе Лузиньяне. Изабелла упивалась своим недавно приобретенным положением английской королевы и всеобщим поклонением. Неужели она легко расстанется с короной?
Хоть Джон и умер, освободив место на престоле, но остается еще Изабелла.
Бланш заикнулась об этом Филиппу, но тот только отмахнулся.
– Изабелла! – воскликнул он и расхохотался. – Если те байки, что о ней рассказывают, хоть наполовину соответствуют истине, то любовные шашни – ее главное занятие. Что для нее наследство, оставленное сыну умершим Джоном? Она с мужем не ладила, а последние годы провела в заключении. Он, кстати сказать, завел обычай вешать ее любовников прямо над ее кроватью, что, конечно, делает честь его изобретательности. Не думаю, что нам следует тревожиться по поводу Изабеллы.
– У меня такое странное чувство, – призналась Бланш, – что Изабелла как раз может навредить нам больше всего. Как будто какая-то ниточка связывает нас, и я ощущаю исходящее от Изабеллы зло.
– Вздор! – отрезал Филипп. – Господь за нас!
Тут он помрачнел.
Какую цену он заплатил за милость Господню, расставшись с Агнесс и вернув ко двору ненавистную Ингеборг. Что ж, он имеет право потребовать Божьей помощи в уплату долга.
Филипп был уверен, что сам Господь подослал Джону соблазнительную монашку, а затем заронил в голову мстительного монаха мысль отравить короля и тем расчистил Людовику и Бланш дорогу к трону.
Но предчувствия Бланш оправдались.
Изабелла очень даже была озабочена наследственными правами сына. Честолюбия и энергии ей хватало, чтобы не позволить чужаку оттеснить ее вместе с сыном в сторону и завладеть короной.
Тем более что рядом с ней плечом к плечу встали такие многоопытные мужи, как Уильям Маршал и Губерт де Бург.
Незамедлительно после кончины Джона малолетний Генри был коронован, и стало ясно, что приглашавшие Людовика бароны лишь хотели таким образом избавиться от неугодного им короля.
Теперь же, посадив на трон законного наследника, к тому же несмышленого ребенка, которым легко управлять, они уже не нуждались в чужестранце.
Людовику не нашлось места в Англии. У него был выбор – или удерживать несколько крепостей и вести кровопролитную войну вдали от дома и во враждебной ему стране, наверняка будучи обреченным на поражение, или отступить с честью и возвратиться домой.
Он выбрал последнее и поступил мудро.
Итак, английская авантюра закончилась. Порядок в Англии был восстановлен. Конечно, «по милости» короля Джона государство лишилось большей части владений на континенте, но с этой потерей англичанам надо было пока смириться.
В отсутствие Людовика Бланш родила ему третьего сына, к великой радости деда.
Его назвали Робертом.
Три мальчика, три внука подрастали во дворце!
– Число три – счастливое число! – неустанно повторял стареющий Филипп Август.
Но счастье недолго согревало его душу. Трагедия случилась в детских покоях.
Старший мальчик, тезка короля, в добром здравии и в погожий день принимал участие в охоте, а вернувшись, слег.
Сначала казалось, что это легкое и не поддающееся объяснению детское недомогание, но через два дня ребенок уже метался в жару. И тут во дворце начался переполох. Созвали врачей со всего королевства.
Король сидел у постели мальчика вместе с Бланш и Людовиком. Они обменивались тревожными взглядами, а ребенок, такой здоровый и жизнерадостный еще совсем недавно, угасал на глазах.
– Что я мог сделать для тебя еще, Господи? – обращался Филипп Август к небесам. – Я покинул Агнесс и тем погубил ее. Я вернул Ингеборг… Зачем же все эти жертвы?
Холодная дрожь пробрала его. Неужели Господь желает, чтобы он жил с Ингеборг как с женою? О, нет! Нельзя требовать от него столь многого. Не может Бог быть так жесток.
И пока Филипп терзал себя, его любимый маленький тезка скончался.
Двор погрузился в глубокий траур.
Крошка Луи стал теперь важной персоной. Он был симпатичным и смышленым ребенком, которым король мог гордиться, но раньше его затмевал старший братец Филипп, еще неделю назад живой и здоровый, но чью опустевшую кроватку уже убрали из детской.
Смерть мальчика была настолько внезапной и нелепой, что в ней ощущалась мстительная Божья рука. Никто не подумал и не высказал предположения, что ребенок был отравлен.
Как бы в утешение королевской семьи Бланш почти тотчас забеременела и в положенный срок родила еще одного мальчика. Она хотела назвать его Альфонсо, в честь своего отца, хотя это было и не французское имя.
Филипп так обрадовался появлению в детской комнате нового младенца мужского пола, что согласился переделать имя на французский лад, и малыша нарекли Альфонсом. Он сказал Бланш, что его глубоко тронуло такое проявление дочерней любви к покойному родителю и подобное чувство может вызывать только уважение.
Филипп мысленно поздравил себя с тем, что в истории, пожалуй, не было другого короля, которому, как ему, столько радости доставляли наследники.
У друга его, Ричарда Львиное Сердце, вообще не было детей, а Генрих Второй, отец Ричарда, имел несчастье наблюдать, как сыновья один за другим восстают против него с оружием в руках.
Людовик никогда не поступит так. Филипп Август мог утверждать, без опасений ошибиться, что в лице Людовика он имеет самого преданного сына.
Он помнил, как однажды, давным-давно, запретил Людовику участвовать в рыцарских турнирах, и ни разу сын не нарушил отцовского запрета, хотя королевская воля подчас ставила его в неловкое положение и при дворе тайком шептались, что дофин просто-напросто трусит.
Луи, Роберт, Альфонс, а вскоре прибавившийся еще к братьям Жан – разве это не богатство? Четверо внуков в детских покоях. Зря Филипп роптал. Господь оплатил ему за жертвы и за послушание сторицей.
Новости, доставляемые ко двору, повергали всех, кто их слышал, в изумление.
Вдовствующая королева Изабелла нарушила помолвку своей дочери Джоанны с Лузиньяном и сама с ним обвенчалась.
Филипп от души смеялся: – Хорошо помню эту бестию! Когда Джон повалил ее на королевское ложе, все кричали, что Елена Троянская возродилась в нашем тринадцатом веке от Рождества Христова. Взглянув на нее, сразу поймешь, откуда такие толки. Не берусь подсчитать, скольких мужчин она приворожила. Джон был одним из многих. А бедный Хьюго Лузиньян ждал ее Бог знает сколько лет. Что ж, он получил наконец вожделенный «подарочек»! Нет сомнения, что он ему дорого обойдется.
– Я тоже не сомневаюсь, – вставила Бланш. У нее со свекром получался отличный дуэт.
Филипп улыбнулся, взглянув на невестку.
Бланш, разумеется, не забыла встречу в Париже со знойной красавицей, когда она сама была еще угловатой девчонкой.
Филипп подозревал, откуда у Бланш эта вечная неприязнь к Изабелле. Ни одна женщина не простит другой хотя бы одного мгновения превосходства, когда сияние одной красавицы вынуждает другую прятаться в тени.
Интересно, сохранила ли Изабелла прежнее обаяние и так же охоча до скачек по поверженным телам любовников? Впрочем, к чему задаваться вопросами. Подобные ей дамы никогда не прекратят «скачку», пока румяна не начнут осыпаться с их морщин.