Маргарет тоже всегда была поблизости, как и в прежние времена, во дворце у Генриха. Ради Изабеллы император и к Маргарет относился по-доброму.
Слух о великой любви императора к своей супруге разошелся по стране.
Своим чередом Изабелла забеременела, и ей было предложено из множества доставленных во дворец товаров выбрать то, что ей понравится для будущего младенца. Маргарет вызвалась сама изготовить детское приданое, и радостно им было вдвоем шить крохотные, трогательные распашонки и чепчики и толковать о том, кто у Изабеллы родится – мальчик или девочка.
Лелеемая любящим мужем, Изабелла на то время добровольно отгородилась от внешнего мира, словно в волшебной, украшенной шелками пещере. Маргарет постоянно была с нею, и они играли в загадки и другие любимые Изабеллой игры. За исключением визитов императора, все было, как в детстве, и она не чувствовала себя пленницей.
У нее родилась дочь. Если император и был разочарован, то не высказал этого вслух, хотя она и знала, что он предпочел бы мальчика. Когда она в шутку сказала Маргарет, что назовет девочку в ее честь, а потом упомянула об этом в разговоре с императором, он не возразил.
Итак, девочку окрестили Маргарет, и старая гувернантка души не чаяла в своей тезке. Изабелла однажды даже с обидой сказала, что малышка отняла у нее няню.
– Какие глупости! – вскричала Маргарет. – В моем старом сердце столько любви, что хватит на вас обеих.
Такая приятная жизнь текла сама собой – менялись лишь золоченые клетки, в которых обитала Изабелла. Императору понадобилось навестить своих подданных в Италии, и он повез жену в Ломбардию вместе с малышкой, старой Маргарет и десятком служанок.
Там она переезжала из одного роскошного дворца в другой, и везде были пленительные сады и высокие стены вокруг, и только император имел туда доступ. Он не позволял никому даже издали любоваться своей супругой.
В Ломбардии у Изабеллы родился сын. Она дала ему имя Генрих в честь своего старшего брата, а император сказал, что никогда в жизни не был так счастлив.
Это была немного странная жизнь, но никто не назвал бы ее безрадостной.
Преклонных лет император и его цветущая молодая красавица жена, стали персонажами множества легенд, сложенных в тех краях.
ЭЛЕОНОР И СИМОН ДЕ МОНФОР
Элеонор была влюблена.
Самым заметным, самым умным и красивым мужчиной при дворе ее брата был, конечно, Симон де Монфор. Генрих тоже любил его, в чем она, к радости своей, успела убедиться. Но у Симона было много врагов. Она жила в страхе, что однажды они нападут на него.
Он предупредил ее сразу же:
– Англичане считают меня французом, французы – англичанином. И тем, и другим я не по душе.
Куда бы она ни отправилась, на прогулку или на охоту, он всегда оказывался возле нее. Иногда, правда редко, они осмеливались ускользнуть от всех и остаться наедине. И тогда Элеонор испытывала истинную радость. Она неслась на коне по густой траве, а чуть сзади нее скакал Симон, и она позволяла ему себя догнать, если он просил:
– Придержите коня, принцесса! Я хочу что-то сказать вам…
И они пускали коней шагом и говорили… говорили…
Симон был авантюристом – так он сам себя называл, а она – сестрой короля. Как странно, что у них нашлись общие темы для разговора, что они так хорошо понимают друг друга!
– Я тоже авантюристка. Иногда я так думаю про себя, – призналась она.
– Вы? Не может быть! Ни за что не поверю. – Почему? Разве все принцессы обречены вести скучную жизнь?
– Вовсе не обязательно. Некоторые принцессы далеко не скучают, – улыбнулся Симон.
– Я как раз хочу быть такой. Я решила жить так, как пожелаю.
Она поведала ему историю своей жизни, а он ей – своей.
Если бы его дед, владетельный граф Монфор и Эвре, не женился на сестре эрла Честера и не получил в приданое за женой богатое поместье, Симон никаких дел с Англией не имел бы.
– Подумайте об этом! Мы бы с вами никогда не скакали рядом по английским лугам.
Он смеялся, глаза его искрились, но ей казалось, что за каждым произнесенным ею и им словом кроется какой-то иной, более глубокий смысл.
– Их сын Симон, – продолжал рассказывать о своей родословной ее спутник, – одно время возглавлял крестовый поход против альбигойцев. К нему перешли титул эрла Честера и половина фамильных владений.
– Вы, значит, сын крестоносца?
– Да. На меня пал отчасти отблеск отцовской славы. Мой старший брат л'Амори передал права на собственность мне, вот я и явился в Англию требовать возврата владений.
– Кажется, дела ваши идут успешно.
– Во всяком случае, ваш брат добр ко мне.
– Да он без ума от вас! И, честно говоря, я могу его понять.
– Это значит для меня больше, чем все королевские благодеяния.
– Не может быть!
– Клянусь!
– Тогда я изменю свое мнение о вас. Я думала, что вы расчетливее.
– Это как покажет будущее, моя дорогая принцесса. Вполне вероятно, вы убедитесь, что я очень расчетлив.
– И как долго придется ждать, когда вы покажете свое истинное лицо?
– Надеюсь, что недолго.
Элеонор ликовала. Ей казалось, что он уже близок к признанию в любви.
В своих чувствах к Симону она уверилась давно.
– Ваш брат определил мне пенсион в четыреста марок. Если к тому же я верну свои владения, то стану просто богачом. Но не забуду тех, кто помог мне на первых порах.
– Королевская пенсия, должно быть, очень важна для вас.
– Не так важна, как выражение глаз сестры короля, когда она смотрит на меня.
– Для здравомыслящего мужчины пенсион в четыреста марок весомее, чем взгляд какой-то женщины.
– Совсем не так, – живо возразил Симон.
И в такие моменты, как этот, она обычно пришпоривала коня и уносилась прочь, потому что была счастлива и ей хотелось мчаться и дышать ветром, в котором ей слышалась песнь любви.
Элеонор старалась раскрыть ему свою душу, объяснить, как она жила раньше.
– Девочкой меня выдали за зрелого Уильяма Маршала. Так поступили потому, что опасались его перехода на сторону французов, а я была еще совсем крошкой.
Она наклонилась и показала рукой почти у самой земли, какого роста тогда была.
Симон улыбнулся и воскликнул:
– Бедное дитя!
– После брачной церемонии муж тут же уехал в Ирландию. Я оставалась в королевском дворце с сестричкой Изабеллой и нашей старой няней Маргарет Биссет. Изабелла теперь германская императрица, и Маргарет живет у нее.
– Вам тоже найдут мужа, не сомневаюсь в этом.
– Я не соглашусь… если это не будет мой собственный выбор.
Симон спросил не без лукавства:
– А когда такой момент наступит, хватит ли у вас сил противостоять братьям?
– У меня достаточно сильный характер. Я хорошо себя знаю.
– Короли, епископы, бароны, лорды… они могут быть очень настойчивы.
– Я тоже могу быть настойчивой. Принцесса, однажды выданная замуж ради государственных интересов, имеет право в следующий раз сама определить, когда и с кем ей идти под венец.
– И вы думаете, вам позволят?
– Я сама себе хозяйка.
– О! Вы, принцесса, столь же дерзки и храбры, сколь и прекрасны. В вас есть качества, которые я больше всего ценю в женщине, – красота и независимость.
– Я рада, что хоть чем-то нравлюсь вам, милорд.
– Надеюсь, что, проводя время со мной, вы не жалеете об этом. Как мне хочется быть вам приятным!
Никто с ней раньше так не разговаривал. Она чувствовала, что в каждой его фразе, в каждом произнесенном им комплименте скрывается признание в любви.
Но возможно ли для нее выйти замуж за человека без состояния? Ведь у него пока нет почти ничего за душой, кроме спорных прав на какие-то владения. А эти права еще нужно доказать. Впрочем, он уже успел заручиться дружбой с королем и завоевать любовь сестры Генриха.