– А ты помнишь нашу мать, Элеонор?
– Очень смутно.
– Она обладает способностью завлекать мужчин. Я не могу объяснить, в чем заключаются ее чары, но я не встречала женщины, подобной ей… Это какое-то колдовство, недобрая, темная сила… И она пользуется этой силой, чтобы привязывать к себе людей. И Хьюго Лузиньяна она связала по рукам и ногам. А мне пришлось удалиться и… выйти замуж за Александра.
– Как ты несчастна, Джоанна!
– Это было так давно, что сейчас и говорить об этом не стоит. Зато теперь я королева Шотландии.
– Жалкое вознаграждение за потерянную любовь!
Джоанна опустила на головку сестры свою исхудавшую руку, на которой ясно выступали голубые вены. Этим жестом она как бы благословляла Элеонор.
– Не упускай возможности обрести счастье, а то будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
Элеонор в ответ расцеловала сестру и ощутила соленый вкус слез, текущих из глаз Джоанны.
– Попробуй уговорить брата, – напутствовала ее Джоанна. – Может, в такое время, как сейчас, он проявит сочувствие к любящим сердцам, но будь очень осторожна.
Генрих принял сестру с показным радушием. Однако все мысли его были заняты предстоящей свадьбой и тем, как получше угодить своей невесте. Будущая королева была молода, но очень горда и заносчива. Вторая дочь графа Прованского, она рано созрела под южным солнцем. Ее старшая сестра уже была замужем за французским королем Людовиком.
Девица, доставшаяся Генриху, была не только красива, но и образованна. Стихи, сочиняемые ею, пользовались большим успехом. Она прекрасно танцевала, а исполнение ею романсов было безукоризненно и соответствовало вкусам того времени.
Генрих был особенно доволен будущим браком по той причине, что братец его Ричард ранее уже познакомился с принцессой Прованской и восхвалял ее внешность и таланты.
Генрих знал, что Ричард был сам готов жениться на ней, но по собственной глупости лишил себя этих надежд, так как вновь прилепился к своей Изабелле. Генрих злорадно потер руки. Братец сам себе натянул нос, женившись на стареющей Изабелле и не добившись от Папы разрешения на развод. Это был тот самый редкий случай, когда Генрих одержал верх над младшим братом и теперь мог вволю посмеиваться над ним.
Он пребывал в состоянии некоторой эйфории – улыбался каким-то своим мыслям и витал в облаках. Элеонор тотчас уловила его настроение, ибо сложное положение, в которое она попала, обострило ее разум и чутье.
Начала она с излияний по поводу того, как радуется счастью своего брата-короля, как очаровательна его будущая королева. И как удачно складывается, что ему не придется долго ждать дня свадьбы.
В ответ Генрих стал многословно распространяться о совершенствах своей невесты и восхвалять прелести семейной жизни, что облегчало задачу Элеонор…
– Если бы и на мою долю выпало подобное счастье!.. – вздохнула она.
– Бедненькая моя сестрица! Ты была замужем за Уильямом Маршалом, а это, конечно, совсем не то, что я, например, переживаю сейчас.
– О мой удачливый брат! Никто так не радуется вашему счастью, как я. И я знаю, что вы охотно, будь это в вашей власти, помогли бы мне испытать хоть малую толику блаженства, какое досталось вам.
Генрих широко улыбнулся и раскинул руки, как бы обнимая всех и все вокруг.
– Дорогая Элеонор, я бы желал, чтобы весь мир был так же счастлив, как я!
– Я могла бы испытать почти схожие чувства… если б это стало возможным.
Генрих вопросительно уставился на нее, и тогда она, набравшись мужества, продолжила:
– Я влюблена. Я хочу выйти замуж и молю вас помочь мне… Я уповаю на ваше понимание и отзывчивость.
– Сестра, ты меня озадачила. Кто этот человек?
– Симон де Монфор.
С полминуты Генрих хранил молчание. Элеонор пребывала в полном замешательстве. В ее голове закрутился вихрь самых ужасных предположений, возникла безумная идея сейчас же бежать из королевских покоев, а затем из Англии.
Губы Генриха медленно растянулись в улыбке.
– Он отважный малый… Я об этом догадывался, но не думал, что прав до такой степени.
Элеонор кинулась к нему, схватила его за руку, воскликнула:
– Генрих! Вы после долгих ожиданий достигли высот блаженства… Не закрывайте мне дорогу в тот же рай… мне, сестре вашей, которая уже достаточно настрадалась в браке с нежеланным супругом и годами была отрезана от вашего двора.
Генрих высвободил руку и мягко возложил ладонь ей на голову.
– Я помогу тебе, но… втайне. Никто не должен об этом знать.
– О, мой любимый, мой драгоценный брат! Я ничего больше не прошу у вас.
Генрих, продолжая милостиво улыбаться, еще раз напомнил ей, что она должна держать рот на замке и только при этом условии он сделает так, что ее желание исполнится.
Элеонор торопилась увидеться с Симоном, но такая возможность представилась, только когда она в кавалькаде придворных кавалеров и дам отправилась на прогулку в окрестные леса. До этого она страшилась даже приблизиться к Симону, чтобы не нарушить данное королю обещание сохранять полную секретность.
Генрих вполне мог передумать, если бы узнал, что их дерзкий план раскрыт. Многие бароны завидовали Симону де Монфору, а то, что он вознамерился жениться на сестре короля, непременно подлило бы масла в огонь. Амбиции молодого рыцаря уже были им поперек горла. Они готовы были пойти на любое злодейство, лишь бы прервать его упорное восхождение наверх.
Влюбленная парочка удалилась в чащу, и, когда листва скрыла их от посторонних глаз, Элеонор сказала:
– Я говорила с Генрихом, он нам поможет.
Симон был настолько поражен, что сперва даже не выказал радости.
– Не могу поверить…
– Я выбрала подходящий момент. Он был на седьмом небе от счастья, так он восторгается своей невестой. Я ему польстила. Генрих всегда был падок на лесть.
– Бог мой! – вдруг ожил Симон. – Значит, скоро ты будешь моей женой?
– Да, причем медлить нам нельзя. Он может передумать.
– Это правда. Тогда поженимся сразу после Рождества. О, ты умнейшая из принцесс!
– Ты скоро обнаружишь, что я проявляю ум и волю всегда, когда добиваюсь того, что мне хочется.
– Я уже предвижу, что моя жена окажется крепким орешком.
Элеонор с пленительной улыбкой пожала плечами.
Но вместе с радостью и тревога поселилась в их душах. В молчании они продолжили путь по лесу и набрели на часовню, будто спрятавшуюся в лесной чаще, поджидая их. Именно Элеонор настояла, чтобы они здесь спешились, привязали лошадей и возблагодарили у алтаря Господа, а также попросили его помогать в дальнейшем.
– Это верно, помощь Всевышнего нам не помешает, – резонно заметил Симон.
В часовне было сумрачно, тускло светила одинокая лампада. Они преклонили колени у алтаря и помолились.
Когда Элеонор подняла глаза и взгляд ее упал на распятие, она вдруг перенеслась мысленно в недалекое прошлое и вспомнила, как стояла она так же на коленях перед распятием бок о бок с архиепископом Кентерберийским. Дрожь пробрала ее, она не могла никак с собой справиться. Ведь в тот день она сказала, что примет обет целомудрия и посвятит себя служению Богу. Как она была легкомысленна!
Но ведь в то время она еще не встретила Симона.
Никто не принуждал ее давать обещание, которое она позднее нарушила. Как отнесется Господь к клятвопреступнице? Не послал ли Он на землю Симона как искушение, испытывая ее твердость?
Нет-нет! Зачем ей сейчас об этом думать?
Они поднялись с колен, и когда Симон взял ее за руку и повел из сумрачной часовни к выходу, к свету и теплу, он очень удивился, почему она так дрожит. И спросил ее об этом.
– Там было так холодно… в часовне.
Больше она ничего ему не сказала.
Холодно было и в январский день, когда Элеонор стояла рядом с братом, и король отдавал свою сестру замуж за рыцаря де Монфора, предварительно заставив священника поклясться соблюдать тайну.
Она не могла поверить своему счастью, но в то же время страх, охвативший ее в той далекой лесной часовне, не отпускал Элеонор.