Для этого возьмем случай из области журналистики. Предположим, что несколько репортеров освещают какое-либо событие, а затем пишут о нем свои корреспонденции. Несмотря на то что все репортажи будут посвящены одному и тому же факту, они будут серьезно отличаться друг от друга, хотя бы в силу того, что один из корреспондентов смог взять интервью у участников событий и оказался более информированным, чем его коллеги.
Говоря о событиях на Калке, видим, что перед нами свидетельства двух очевидцев, находившихся в разных частях русского войска. Переправа огромного числа воинов через Днепр не могла произойти одновременно и заняла достаточно много времени.
Тем самым приходим к главному выводу: все три рассказа о битве на Калке в сохранившихся древнейших летописях создавались самостоятельно. В данной ситуации не приходится говорить о каком-то их общем протографе.
Нам важно выяснить время записи интересующих нас летописных рассказов. Мы видели, что Лаврентьевская летопись в части, относящейся к событиям на Калке, должна датироваться временем достаточно близким к ним.
Что касается Новгородской первой летописи, то имя автора той ее части, где содержится рассказ о битве на Калке, узнаем из статьи 1230 г., в которой известие о смерти незадолго до того смещенного игумена Юрьева монастыря Саввы сопровождается молитвенным обращением: «а даи богъ молитва его святая всѣмъ крестьяномъ и мнѣ грѣшному Тимофѣю понаманарю: бяшеть бо муж благъ, кротъкъ, съмѣренъ и незлобивъ; покои богъ душю его съ всѣми правьдныими въ царствии небеснѣмь»[52]. Он исполнял обязанности секретаря новгородского владыки (полагают, что его рукой были написаны договоры Новгорода с великим князем Владимирским Ярославом Ярославичем), а заодно и автора летописи, которая велась при дворе новгородских владык. По мнению А.А. Гиппиуса, он вел ее при двух новгородских владыках — Спиридоне (1229–1249) и Далмате (1250–1274).
Отсюда А.А. Гиппиус сделал предположение, что рассказ о битве на Калке мог появиться в Новгородской первой летописи с момента ее включения в гипотетический Новгородский владычный свод 1228 г. или даже более ранний — 1225 г., когда от дел ушел архиепископ Антоний, весьма близкий человек к князю Мстиславу Мстиславичу Удатному. Основанием для этого явилось то, что в ряде статей на протяжении 1219–1224 гг. летопись сохраняет сочувственное отношение к нему[53]. Однако данный вывод не получил однозначной поддержки специалистов. По мнению П.П. Толочко, Новгородский владычный свод начала XIII в. редактировался дважды: в 1211–1219 гг. и на рубеже 1230—1240-х гг.[54] И хотя среди историков идут споры: был ли включен в него рассказ о событиях на Калке до или после нашествия Батыя[55], мы склоняемся ко второму мнению.
В массовом сознании наших современников фигура древнерусского летописца выглядит примерно следующим образом: где-то в княжеских или монастырских покоях сидел летописец, который регулярно вел годовые хроники современных ему событий. Однако подобная картина весьма далека от реальности.
Для чего писались летописи? Большинство историков так или иначе связывали цели летописания с борьбой за власть. Указывались и другие цели: чисто познавательные, образовательные, беллетристические, полагали, что летописание — род публицистики, облеченной в форму исторического сочинения. Но при этом часто забывают о чисто практической задаче летописей: они могли дать ссылками «на старину» те или иные аргументы в спорах с оппонентами[56]. Понятно, что в этих случаях летопись в виде справочника нужно было держать всегда под рукой.
С течением времени возникала потребность обновить ее — либо вследствие физического износа рукописи при постоянном обращении к ней, либо понимания необходимости дополнить ее новым материалом из княжеского или церковного архивов, других источников. Как видим, в действительности летописи зачастую составлялись «задним числом», много позже описываемых в них событий, а временной промежуток мог измеряться даже не годами, а целыми десятилетиями.
53
54
55
56