А вечерами после ужина улягутся они на широкие лавки, что приладил Степан вдоль стен, и начинаются сказки да побасенки.
— Дядя Степан, а ну разгадай: пять братьев годами равные, ростом разные. Кто такие? — спросит Ерофейка. Глаза мальчика, должно быть, светятся лукавством, но Степан не видит их в темноте. Он давно знает ответ на эту загадку, но сразу не говорит, что пальцы это на руке, а медлит, будто бы сразу и не отгадать: пусть Ерофейка натешится. Потом отгадает вроде бы с трудом и свою загадку Ерофейке загадывает:
— Бьют меня, колотят, ворочают, режут, а я все терплю и всем добром плачу, что это?
— Добрый человек, — сразу отвечает Ерофейка.
— Нет, не угадал, — смеется Степан.
— Ну тогда солнце! — говорит мальчик.
— Да что ты! Подумай-ка хорошенько.
Никак не может догадаться Ерофейка и начинает расспрашивать:
— Ты скажи мне, дядя Степан, где оно это есть: в избе, аль в поле, аль в лесу, аль на лугу?
— Ладно, скажу, Ерофеюшка. В поле оно есть.
— Отгадал! — хлопает в ладоши мальчик. — То жито, хлебушко! Скосили рожь и обмолачивают, колотят. Потом зерно сушат на солнышке, ворочают. Потом мучицы намололи, хлебы испекли и режут их ножиком. Вот и получается: жито всем добром платит.
— Верно, сынок! — радуется Степан. — Отгадал.
Знает Степан грамоте: в Новгороде Великом выучился. Учит теперь Ерофейку. Полюбил мальчик Степана, но отцом не зовет, помнит своего родного батюшку…
Неожиданно прибыл в город князь Борис, самый младший брат умершего от черной смерти нижегородского князя Андрея Константиновича. Явился не один, с отрядом татар. Новый хан Азиз, преемник умершего Мюрида, дал ему ярлык на нижегородское княжество. А среднему брату, Дмитрию Константиновичу, снова пожаловали ярлык на великое княжение.
Но тот поспешно отказался от неожиданной чести: нет, не забыл он, как гнали его из Владимира московские дружины.
И не мыслит боле князь тягаться с Москвой: пробовал. И ярлык не помог. Борису же сказал:
— От великого княжения отказываюсь, а в Нижнем Новгороде тебе не сидеть. Я старший. И Суздаль мой. Тебе владеть твоим Городцом.
Борис был молод, храбр и не хотел мириться с уделом младшего.
Перво-наперво усилил князь Борис охрану стен города и приказал сжечь посад. Запылали деревянные строения. Жители, спасая свой скарб, поспешно уходили в окрестные деревни и села. Проклинали князя: нарушил их мирную жизнь. Раздор между братьями — горе горькое простым людям.
Плакал Ерофейка: сгорел стол с его петушком. Степан утешал мальчика:
— Ничего, сынок. Минует беда, опять отстроимся. И петушка тебе нового вырублю.
Повел Степан Ерофейку жить в Детинец, в Кремль.
Через несколько дней стражники с высоких башен увидели большой конный отряд, быстро приближавшийся к городу. Тут же заперли ворота.
Борис поспешил к стенам. Вглядевшись в первые ряды ратников, увидел брата. Закричал в гневе:
— Ишь, красуется в богатом княжеском облачении! И знамя над ним!.. А конь тонконогий, так и пляшет, не стоит на месте… — И медленно поднимает князь Борис лук, натягивает тетиву, опять кричит, да громко, чтобы суздальцы слышали: — Борьба за престол меж нами насмерть! — И, целясь в родного брата, выпускает стрелу…
Вот она, беда горькая, смертная — междоусобье на Руси.
Через мгновение защитники стен увидели, как повалился с коня один из суздальских ратников. Стрела князя Бориса не достигла цели.
Первые ответные стрелы суздальцев воткнулись в деревянную стену Детинца, и начался смертоносный косой дождь. То люди, подчиняясь воле своих князей, двух родных братьев, метали стрелы друг в друга. Воинам Бориса было сподручнее, они вели бой с высоких стен.
«Хорошо бы поджечь город», — размышлял Дмитрий Константинович. Но вокруг все пусто, сгорел посад — не из чего делать примет. Через несколько дней стало ясно суздальскому князю: города его ратникам не взять.
И решил законный наследник нижегородского княжества послать гонца за помощью в Москву: «Самому, мол, не сладить мне с братом Борисом».
В Москве приняли посольство одного из сильнейших соперников своих за первенство на Руси с большой радостью. Выслушав просьбу, московский князь Дмитрий по совету митрополита Алексия послал к братьям своих людей, которые должны были помирить их.
Вскоре послы московского князя вернулись и рассказали, что Борис не хочет мириться.
Митрополит сильно разгневался и вступил в борьбу по-своему. Он отнял епископию нижегородскую и городецкую у суздальского владыки и этим подчинил их себе. А в Нижний Новгород направил Алексий своего посла, игумена Троицкой обители Сергия Радонежского: «Зови князя Бориса в Москву. Скажи ему: великий князь по чести рассудит его спор с братом».