Бегич увидел русских, стоявших в боевом порядке, и сразу оценил военную мудрость Дмитрия. Ясно татарскому полководцу: надо переманить русских на низкий берег. Но как это сделать? Бегич не знал.
Сумерки сгустились, и скоро настала ночь. Противники стояли друг против друга, и река Вожа разделяла их.
Новый день сменился вечером. Вечер — ночью. Пришел третий день, за ним четвертый. Ничего не придумал Бегич, и иссякло его терпение.
Одиннадцатого августа, после полудня, он приказал переправляться на левый берег.
Русские стояли спокойно и, казалось, не обращали никакого внимания на переправу грозного врага. Вот уже и река почернела от татарских ратников, облаченных в темные одежды.
Ряды русских воинов оставались недвижны.
«Почему не бегут?» — недоумевал Бегич.
Черная лавина заполняла берег, на котором выстроились войска Дмитрия в некотором отдалении от реки.
«Если всем нам переправляться, — думал Бегич, — тесно станет, не поместимся». И приказал он стремительными ударами в нескольких местах разрубить русский строй и каждую часть бить отдельно.
— Гоните русских! Смерть им! — кричал Бегич.
Раздался дикий, устрашающий крик, и татары ринулись туда, где стоял центр русской рати во главе с Дмитрием.
Все еще неподвижная стена воинов вдруг ощетинилась, выставив вперед острые копья. Раздался голос трубы, и русские стремительно бросились навстречу врагу.
Не выдержали передние ряды татар, повернули и побежали назад к реке, туда, откуда все прибывало и прибывало войско Бегича с другого берега.
Эти два встретившихся потока вздыбились, наткнувшись друг на друга. И стали топтать татары один другого, ибо негде было им расступиться.
Молниями сверкали мечи и сабли, жужжали неумолчно стрелы, кричали раненые, падали убитые…
Уже закатилось солнце за край земли, сгустились сумерки, наступила ночь, а татары все бежали.
Много их утонуло в реке, а еще больше осталось лежать на берегу Вожи. Немало пало тут и русских.
Утром густой туман скрыл всех, а когда он рассеялся, князь Дмитрий послал погоню, но татар и след простыл. Бросили все: шатры, телеги, груженные добром.
Отслужили русские по своим убитым ратникам молебны, насыпали на братских могилах высокие холмы.
Как ни велика была скорбь, но радость победы переполняла сердца оставшихся в живых.
…До Москвы уж недалеко, осталось несколько переходов. Вечереет. Все небо в тяжелых низких тучах, и лишь на горизонте узкая золотая полоса отделяла землю от неба. Думалось князю Дмитрию: черное небо — это будто неволя над Русью, а золотая полоска — победа на Воже. Полоса все расплывалась, стала розово-золотой, а небо поднялось выше, и не было оно уже таким зловещим. Вот уже не полоса, а четверть неба сияет золотом и серебром. И вдруг из-под черных туч в той стороне, где быть Москве, явилось солнце, превращая тучи в серо-лиловых чудовищных птиц, которые, вытянув изогнутые, как татарские мечи, острые клювы, раскинув на полнеба лиловые крылья и вытянув назад когтистые лапы, улетали с русской земли на восток.
Ехал во главе своей рати князь Дмитрий, статный, высокий, сильный, и видел: не один он на небо глядит, на чудо, сотворенное там солнцем и тучами. Многие ратники взор устремили вверх.
«Первую победу в открытом бою одержали над силой татарской, — думает Дмитрий. — Стало быть, полетит эта радостная весть по всей Руси и утвердит народ в победе. Стало быть, можем!»
Москва встречала победителей колокольным звоном. Весь народ от мала до велика празднично разоделся, вышли на улицы и дети, и женщины, и мужчины, и архимандриты, и игумены, и монахи. И сам Митяй.
Запомнился всем год 1378-й, год, славный победой на реке Воже.
Черной птицей прилетела в стан Мамая весть о победе русских. Бешеная, яростная кровь кинулась в голову Мамая, но не поверил он. Не было еще такого, чтобы Русь Орду била. Но когда узнал, что не вернулись его любимец мурза Бегич и пять князей татарских, поклялся страшной клятвой: отмщением за гибель Бегича будет смерть московского князя Дмитрия.
А пока надо хоть устрашить Русь. Мамай собирает остатки разбитой рати Бегича и посылает их на русскую землю. Рязанское княжество первое на их пути. И снова горят города и села, косит смерть людей без счета в земле рязанской…
МИТЯЙ ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ЦАРЬГРАД
Шумно вошел митрополит в палаты князя Дмитрия:
— Беда, княже! Епископ суздальский Дионисий, говорят, убежал в Царьград, хочет занять митрополичий престол на Руси по благословению патриарха…