– Пульхер? Опять Пульхер? Что же за боги стоят за его спиной, если он смеет мешать даже тебе?
– Он мешает многим. Вернее, мешал. Больше не будет. Сейчас расскажу. Он посмел угрожать самому Помпею и Цицерону! Ты же знаешь, что он сжёг дом Цицерона, чтобы купить его потом за бесценок. И жил там всё это время.
– Да, знаю. И не только его дом… – грустно добавил Лаций.
– Наверное. Этого негодяя не боялись только Марк Красс и его сыновья. Думаю, здесь есть какая-то причина. Но теперь этого уже никто не узнает. Так вот, Клод Пульхер был клиентом одной из моих девушек. Ты должен её помнить. Это была Пассия Фелица. Она подходила к тебе в термах. Но ты не захотел её.
– Да, помню. Но дальше что?
– Она была дважды беременна от Клода. В первый раз от плода удалось избавиться сразу, а во второй было слишком поздно. Он приходил и требовал Пассию, но я отправила её на виллу Мессалы Руфа, чтобы Пульхер не натворил глупостей. Такие люди способны на всё. Каждый раз он приходил и громко жаловался. Говорил, что остальные рабыни слишком холодные. Не такая грудь, не такие ноги, широкие бёдра, короткие руки или толстые губы. Последний раз это было через две недели после твоего отъезда. Он вёл себя, как сумасшедший. Вбежал во внутренний двор, потом – в дом, носился по всем комнатам. Искал Пассию. Не верил, что её нет. И тут в лаватрине наткнулся на Аонию. С ней было ещё несколько рабынь. Они как раз помылись и не успели одеться. Потом Аония говорила, что он ворвался, крикнул «Пассия, ты здесь?» и замер, как будто Юпитер поразил его молнией. Она сказала, что он смотрел на неё. Да, на неё. После этого Клод стал приходить ещё чаще и требовал к себе только Аонию. Я чувствовала неладное и постоянно отказывала ему, отправляя других рабынь. Тогда он взял и приехал со своими вольноотпущенниками. Было поздно, все спали. Он бросил мне под ноги почти целый талант золота. Не удивляйся, так и было. Но я всё равно бы не согласилась, если бы Аония сама не сказала мне, что так будет лучше. Она боялась, что из-за неё пострадают остальные рабыни и даже я. Тогда мы не знали, зачем она ему… Клод Пульхер был в тот вечер очень злой. С ним было человек пятнадцать.
– Я знаю, он один не ходит, – грустно покачал головой Лаций.
– Да, это были те, с кем ты столкнулся ночью. Наверное, те. Они увезли Аонию и ещё пятерых рабынь. Девушки мне потом всё рассказали. В своём доме он потребовал у неё снять медальон. Аония отказалась. Она сказала, что не отдаст его, даже если её убьют. Пульхер ударил её и приказал своим людям схватить её. Они поставили её на колени и положили голову на стул для чаши. Клод всё время кричал. Это слышали даже в саду. Аония, наверное, не поверила. Или не хотела ему подчиниться. Не знаю. Тогда он обезумел, схватил меч и сам отрубил ей голову. Он забрал медальон, а тело приказал выбросить в Тибр, – Эмилия опустила взгляд и замолчала.
– А Мессала Руф? Ты с ним говорила?
– Да, – тихо ответила она. – Он только пожал плечами и сказал, что всё знает. Аония, якобы, хотела украсть у Клода золотое кольцо. Она воспользовалась тем, что он заснул и… Короче, он считает, что рабыня подняла руку на вещь хозяина. Это подтвердили его люди. Два гражданина Рима. Глупость, конечно. Как они могли быть ночью вместе с ними в постели? Но всё же… Клод потом передал Мессале Руфу талант золота в знак примирения, но ко мне больше не приходил.
– Но ты сказала, что привезла мне медальон? – удивился Лаций.
– Да. Однако это уже другая история. Ужаснее первой. Меня даже трясёт, когда я вспоминаю это! Всё могло кончиться ещё хуже. Знаешь, кто меня спас?