– Здравствуй, Маркилия, – поздоровалась Тхао. Женщина медленно повернула голову в её сторону, потом перевела взгляд на Лация и указала рукой напротив себя. Они сели. Всё это происходило в полной тишине. Тхао не шевелилась. Лаций улыбнулся и украдкой осмотрел убогое жилище. Если бы не яркое солнце снаружи, он не смог бы различить в сумраке этой маленькой постройки даже кончики своих пальцев. Старая гадалка пожевала беззубым ртом и стала бормотать какие-то бессвязные слова: «Бу-ба-бу-ба-бу-ба-бу» – монотонно и нудно. Лацию это не мешало. Он закончил осмотр мешков под крышей, набитых, скорее всего, травами и цветами, потом перевёл взгляд на чёрный котёл в углу и полу потухший костёр. От него, огибая котёл, тянулась к потолку струйка дыма, тоненькая, как нитка овечьей шерсти, и это показалось ему забавным. Он улыбнулся и провёл рукой над котлом. Дым не рассеялся, а просто прервался, как будто его аккуратно вырезали в этом месте острым ножом. Это было забавно. В ноздри ударил сладкий запах. Старуха подбросила туда немного пыли из мешочка. Её ритмичный голос, тем временем, продолжал бубнить те же самые непонятные слова, как глухой бубен на соседней улице. Она отщипывала от лежащих рядом пучков сухие травинки и не спеша бросала их в дымящиеся угли. В дурмане тлеющих трав Лаций начал постепенно замечать, что все предметы вокруг плавно движутся по кругу. Это было удивительно, но страха не вызывало. Ему стало спокойно. Тело расслабилось. Губы сами стали расплываться в глупой улыбке. Завораживающий голос гадалки проник куда-то вглубь головы, и теперь мерный звук «Бу-ба-бу-ба» раздавался уже там… Но теперь она говорила! До самых последних дней своей жизни он так и не мог понять, как до него дошли её слова. Ведь Тхао говорила, что это был язык египтян. Однако это так и осталась для него неразгаданной тайной.
– Солнце будет жарким, – старая Маркилия перестала раскачиваться и уставилась немигающим взглядом ему в глаза. Лаций замер, с трудом понимая, что слышит её слова, но почти ничего не видит. Гадалка наклонилась вперёд, её серьги и браслеты зазвенели мягким переливом. Она повторила: – Солнце будет очень жарким! Оно будет расти и расти, пока не заполнит всё небо. И тогда больше не будет силы, равной ему! И ничто не сравнится с ним! Каждый луч будет стрелой, каждая песчинка – огненным шаром. Они будут жечь тебя, как огонь. Этот день будет последним для тебя. Слепой поводырь протянет тебе свой посох. Ты пойдёшь за ним прямо в бездну. Вы рухнете туда с высокого утёса. Все остальные дни ты проведёшь в другом мире – чёрном и чужом. Ты забудешь себя. Пустыня станет морем. Ты должен будешь переправиться через неё сам. В холодный, очень холодный мир. Там люди замерзают от лёгкого дуновения ветра и потом стоят на земле, как статуи в храме. Там будут ворота в тёмный мир. Ты сможешь… Если найдёшь другую силу… – старуха на минуту замолкла. Лаций пошевелил языком. Он был, как деревянный.
– Какую силу? – всё-таки выдавил он из себя. – Сильнее Марса и Юпитера?..
– Я вижу женщину. Но не вижу её лица. Она привела тебя сюда. Она дала тебе этот медальон. За твоей спиной я вижу что-то огромное и чёрное. Это чьи-то глаза. Да, большие чёрные глаза. В них страшная сила. И она постоянно сопровождает тебя. Это глаза женщины. Очень сильной. Она не отпускает тебя. Ей подвластны прошлое и будущее. Она охраняет тебя. Даже от твоих богов. Её любовь сильнее их. У тебя на груди её часть. Я слышу, как она шепчет своё имя, но я не слышу… Ла… ла… ла-ра-та… ла-ри-та… ла-ра-ни-та, – бормотала гадалка.
– Ларнита, – одними губами прошептал Лаций.
– Ларнита, да! – вздрогнула старуха. Она откинулась назад и покачала головой. – Она сейчас здесь. Рядом. Я чувствую её. Ты – настоящий воин. Не ищи золото… ищи сражение, – старуха ещё долго что-то бормотала о судьбе и врагах, но её слова уже не доходили до его сознания и рассыпались на пустые и бессмысленные звуки. Глупо улыбаясь, он просто повторял их, даже не стараясь запомнить. Лаций не знал, как вернулся в дом купца. Там его сразу же уложили на широкую лавку, где он проспал до самого рассвета. Утром, когда к дому подъехали ликторы и сообщили, что ему необходимо срочно приехать в лагерь, он с трудом встал с глиняной кровати, накрытой несколькими одеялами, и долго не мог прийти в себя.
В лагере Гай Кассий недовольно пробурчал, что долгое безделье развращает даже таких воинов, как Лаций Корнелий, но он ничего ему не ответил, потому что чувствовал себя очень слабым. До самого вечера Лаций пил только холодную воду, не в силах ни есть, ни пить что-нибудь другое. После полудня на военном совете Марк Красс сказал, что они выступают на юг. Квестор Гай Кассий и легат Гай Октавий рассказали ему потом, что старика воодушевили слухи о казне царя Парфии и его несметных сокровищах в других городах, но Лаций их почти не слушал. Он думал о том, что у него осталось совсем мало времени, чтобы попрощаться с Тхао.