Я повернулся на бок — сил глядеть в тёмный потолок больше не было. На сердце было как-то очень уж тяжело. Неужели я больше не тот «железный человек без сердца», каким должен был стать по замыслу Михаила Николаевича. А ведь казалось, после Кронштадта и Антоновского мятежа ничем меня не проймёшь. Ан нет! Несколько месяцев более-менее спокойной жизни, товарищи, ставшие едва ли не друзьями, и я расклеился. Непозволительно размяк.
Я со злобой перевернулся на другой бок. Койка подо мной жалобно заскрипела. Наверное, не была она рассчитана на вес такого человека, как я. Пусть и не самых впечатляющих габаритов, я всё же превосходил большинство японцев. Сон всё ещё бежал меня, а потому пришлось прибегнуть к аутотренингу. Давненько я применял это средство, наверное, совесть была чиста или просто не мучился ею. Пару раз глубоко вздохнув, так что в ушах зазвенело, я закрыл глаза и достаточно быстро погрузился в сон.
Управлять собственным телом меня неплохо научили в своё время.
Подняли нас с первыми лучами солнца. Тут же был отдан приказ выступать, даже завтрак пришлось брать сухим пайком и харчить его прямо в кабине БМА. Благо, в отличие от других моделей, в «Климе Ворошилове» она была достаточно просторна.
Своим ходом мы дошли практически до императорской резиденции. Она была окружена двумя кольцами осады. Обе стороны ощетинились стволами пушек и пулемётов, вокруг были растянуты тенёта колючей проволоки, сотни солдат внимательно всматривались друг в друга, сжимая в руках винтовки.
Мы остановили свои машины по сигналу. Я понимал, что сейчас мой БМА возвышается надо всем и отлично виден из окон императорской резиденции. Скорее всего, именно на это и был главный расчёт. Как бы то ни было, а впечатление «Клим Ворошилов» производил.
— Вы принимаете наши требования?! — раздался усиленный мегафоном голос Мадзаки.
Резиденция хранила молчание. Только в моей кабине прозвучал тот же голос.
— Руднев-сан, — сказал он, — покажите нашему божественному микадо, на что способна ваша боевая машина.
Я поднял руку с авиапушками и дал очередь по ближайшим позициям обороняющихся. В воздух взвилось облако пыли, в котором был отлично различим красный цвет. Это была кровь и ошмётки тел людей, лежащих за мешками с песком. Правую руку для убедительности навёл крышу резиденции. Залп безоткаток разнёс угол здания с сильной позицией зенитных пулемётов. Когда рассеялось новое красноватое облако, в небо уставились сильно погнутые стволы подобием жутковатых деревьев. Пару коротких очередей из ДШК по окнам резиденции я дал из чисто хулиганских побуждений. Пуленепробиваемые стёкла расцвели расходящимися в разные стороны трещинками, похожими на снежинки, какие мы вырезали в детстве из бумаги. Камень стен оказался менее прочен — из отверстий посыпалась каменная крошка.
— Теперь вы видите, — снова прогремел Мадзаки в громкоговоритель, — на что мы способны!
— Сколько бы кошмарных машин вы не выставили против нас, — отозвались по такой же громкой связи из резиденции, — мы не сдадимся!
— Мне начинать обстрел всерьёз? — предложил я.
— Начинайте, — подтвердил Мадзаки. — Одной демонстрации оказалось недостаточно, значит, пора показать всю нашу силу. Открывайте огонь, Руднев-сан!
Я обрушил град снарядов на позиции осаждённых. На какое-то время их просто затянуло сероватой дымкой с красными вкраплениями. Снаряды просто перемалывали солдат. Это показалось мне как-то даже нечестно. Они ведь не могли мне ничего противопоставить. Даже противомеховые орудия банально не брали броню «Клима Ворошилова». Несколько снарядов угодили в лоб БМА, но тот лишь покачнулся. В ответ я разнёс всю батарею несколькими залпами безоткаток и добавил пару очередей из ШВАКов. Вокруг покорёженных орудий лежали изуродованные трупы. Я прочесал из тех же авиапушек позиции пулемётчиков, не оставив там ничего живого и целого. Залп безоткаток просто смёл вражеские миномёты, расчёты которых суетились, готовя их к стрельбе.