«Боевой порядок» действительно очень мощный: суда располагались в четыре линии, и все, кроме находившихся в тылу, были связаны между собой канатами и цепями так, что получились четыре гигантские платформы[48]. Поскольку готовилось сражение сухопутных войск, место битвы должно было находиться поближе к суше. Первое необходимое условие сражения – поле битвы. Возможно, теперь место, где происходило сражение, представляет собой сушу. Уже много веков, как порт поглощен землей, на месте его песчаная равнина.
В английском флоте каждое судно с тяжеловооруженными всадниками окружено по бокам судами с лучниками, как и в битве при Креси, только на этот раз солдаты сражались в открытом море. Суда в те дни использовались просто как транспортные средства для перевозки армии, как лошади – для перевозки конной пехоты, поэтому участие судов в сражении не предполагалось. Судьбу битвы решали солдаты. Единственное оружие, которым обладали французские корабли, – камни, солдаты кидали их на английские палубы.
После чего (пусть это не удивляет читателя) битва приняла форму сухопутного сражения. Англичане, подойдя поближе, начали атаку: рыцари взбирались (без лошадей) на борта французских судов и вступали в рукопашную схватку.
Очень скоро, неожиданно даже для себя, англичане взяли верх. Королевское флагманское судно «Кристофер», гордость флота, в прошлом году захваченное во фламандской бухте, французы специально поставили на передней линии, чтобы посильнее унизить неприятеля. Англичане, естественно, как только началась битва, устремились к этому кораблю и захватили его. Возвратили себе и второе большое судно – «Эдуард». Быстро укомплектовав эти военные корабли английскими командами, снова послали их в битву, теперь уже под английским флагом.
У англичан отборная армия: на борту судов – сливки рыцарства и знати страны. Лучники, вооруженные длинными луками, имели «пристрелянные цели», каждая стрела находила жертву в плотных рядах солдат на французских палубах, а мощные и опытные тяжеловооруженные рыцари продолжали резню, шаг за шагом отбрасывая противников в направлении моря, пока все они не оказались в воде; захватывающее, наверно, зрелище. Даже во Франции история этого сражения стала легендарной. Шут Филиппа, услышав о нем, спросил своего господина: «Знаете, ваше величество, почему англичане – трусы? В отличие от французов не осмеливаются прыгать в море».
Эскадре в количестве 24 судов, находящейся в тылу французского флота, удалось под прикрытием наступившей ночи спастись; все остальные корабли захвачены. Легко сосчитать французские потери – реальные и в официальном отчете Филиппа: цифры совпадают (190 судов). Что касается потерь личного состава, тут есть некоторые несоответствия. Утверждение Эдуарда, что он захватил отступающих французов, на наш взгляд, вымысел, – заявление его о 30 тысячах потерь, скорее всего, преувеличение. Больше мы ничего не можем сообщить[49].
Прошло несколько дней, как англичане находились на месте сражения и в Брюгге; 10 июля Эдуард III вступил в Гент, приветствуемый бюргерами как великий победитель. Лестно слышать такое, но еще отраднее другое приветствие – от жены Филиппы, она подарила ему сына: Джон родился, когда король был в Англии, и назван по обычаям того времени именем своего места рождения – Гентским; предки наши произносили это слово как Гонт, и нам он известен как Джон Гонтский.
Великая победа Эдуарда, поднявшая его авторитет, привела и к тому, что отовсюду начали стекаться его вассалы, чтобы выказать почтение господину. А он не терял времени зря, используя ситуацию, чтобы улучшить свое положение. Созвал 18 июля в Вилвурде рейхстаг и заключил на нем союз между Англией и тремя ее союзниками: Брабантом, Геннегау и Фландрией. Рейхстаг, по сути, превратился в военный совет, принявший планы военных действий на следующую кампанию. Посещало этот военный совет так много людей, что обсуждавшееся на нем стало известно всем. Приняли очень простой план. В то время как Роберт Артуа поведет свою армию фламандцев против Сент-Омера, главный удар, в направлении Турне, нанесет сам Эдуард III. Король убедил свое правительство, что за него пойдут сражаться 100 тысяч фламандцев, – вероятно, преднамеренное преувеличение, так пожелали английские друзья. Фактически он стал первым английским командующим, который имел под своим руководством армию, состоящую из разных наций и говорящую на различных языках, – в большинстве солдаты получали деньги за службу от английского правительства.