Чтобы добраться до палат наместника пришлось долго петлять по узким и кривым улочкам города. Улочки были застроены в основном деревянными церквями, хоромами, лавками, лабазами и избами. Каменными были Успенский собор и еще шесть храмов, епископское подворье, Авраамов монастырь, наместнические палаты со стоящей рядом сторожевой башней, да десяток домов смоленских бояр.
Раньше в городе жило около сорока тысяч человек, но после моровой язвы, дважды выкашивавшей практически всех жителей, войн и пожаров в нем осталось не больше двадцати пяти тысяч.
Опричники встретили на улицах множество людей, сновавших туда-сюда, кто по делам, а кто просто так – ради прогулки. Из лавок выходили торговцы, зазывавшие вовнутрь посмотреть на их товар; офени – розничные торговцы – несли лотки, заполненные разными мелочами; на одной из площадей стояли бабы, продававшие прямо из деревянных кадушек квашеную капусту и соленые грибы; из расположенной в ложбине кузнецы раздавался стук молота о наковальню; из пекарни, расположенной рядом с площадью, доносился ароматный запах свежеиспеченного хлеба.
Проехав по навесному деревянному мосту через овраг и свернув несколько раз с одной узенькой улицы в другую, обоз, наконец, добрался до сторожевой башни. Рядом с башней незамкнутым прямоугольником выстроились административные здания из белого известняка. Одним из этих зданий были двухэтажные палаты наместника.
Хворостинин, вместе с Черным, Косым и Степаном, вошли в палаты и увидели в сенях двух стрельцов в зеленых парадных кафтанах, увитых золотым шнуром на груди. У стрельцов к поясу были пристегнуты сабли, у стены стояли прислоненными бердыши.
Стражники сидели на лавке и о чем-то лениво спорили. Увидев Хворостинина с вооруженными спутниками, стрельцы вскочили и схватились за бердыши.
Князь показал страже царский указ и приказал посторонних в здание не пускать. В сопровождении одного из стрельцов опричники поднялись на второй этаж и вошли в парадную палату. Черный и Косой предварительно обнажили сабли – на случай сопротивления наместника.
Посреди просторной палаты стоял большой, крытый белой льняной скатертью стол, весь уставленный богатыми яствами. За столом, спиной к двери, на деревянном кресле, изготовленном на манер трона, сидел невысокого роста человечек, лысый, с бритым лицом и большим животом. Одет человечек был в белый атласный халат, расшитый золотом, широкие красные атласные шаровары, на ногах его были зеленые сафьяновые чувяки.
Это был смоленский наместник Иван Андреевич Шуйский. Наместник обедал, точнее, пытался отрезать зажатым в правой руке длинным ножом кусок мяса от неимоверных размеров кабаньей ноги. Нога была, видимо, только что снята с вертела, на котором готовилась, а потому пылала жаром. Мясо лежало на серебряном блюде, в луже собственного жира и вертелось под руками у наместника, не желая принимать внутрь себя нож. Шуйский пытался удержать непослушную кабанью ногу левой рукой, обжигался, отдергивал ее и снова пытался остановить верчение непослушного яства. При этом наместник все время приговаривал: «Черт! Вот, черт! Не уйдешь, черт!».
Перед наместником, лицом к вошедшим, стояла красивая лицом, стройная молодая женщина в белой рубахе с длинными рукавами, расшитой по горловине и запястьям красными узорами. Поверх рубахи был надет красный льняной сарафан, отшитый по краям синей лентой с узорами; на голове женщины ловко сидел шитый красными узорами кокошник, повязанный поверху белым платком; из-под платка выбивалась прядь черных как смоль волос, падавшая на голубые, глубокие как колодезь с родниковой водой глаза.
Красавица держала в руках серебряный кувшин с узким горлышком, из которого пыталась налить в стоявшую на белоснежной скатерти чашу вина. Увидев вошедших опричников с обнаженными саблями в руках, она опешила и пролила несколько капель ярко красного напитка на скатерть.
– Раззява! – зло рявкнул наместник на женщину. – Куда льешь вино на скатерть?
Увидев направленный на вход в палату встревоженный взгляд женщины и сообразив, что кто-то вошел, Шуйский повернулся вполоборота и переключил свой гнев на вошедших:
– Кто такие? Монахи? Почему впустили посторонних в палату, когда я обедаю? Стража!
Голос наместника при этом сорвался на фальцет.
Хворостинин вышел на середину палаты, достал из висевшей на боку сумки и зачитал царский указ:
– Царь решил, а Боярская дума приговорила, что князь Иван Андреевич Шуйский, по подозрению в государственной измене, от должности наместника Смоленска отстраняется и подлежит отправке под стражей в Александровскую слободу для проведения дознания.