Войдя в палату, Йосиф остановился у двери и, бросив взгляд на Хворостинина, сразу предположил, что тот будет просить у него деньги в долг, как это часто делал раньше Шуйский. Меняла сделал вид, что не понял цели встречи и, кивнув головой, имитируя поклон, невинно спросил у сидевшего за столом Хворостинина:
– Что нужно князю от старого бедного еврея в столь поздний час?
– Здравствуй, Йосиф! – ответил наместник. – Евфросиния сказала, что ты зайдешь поменять ей деньги, и я попросил стражу провести тебя ко мне. Хотел тоже поменять золотые. Да ты присаживайся к столу.
Дмитрий Иванович показал меняле рукой на стоящее рядом с ним кресло-трон Шуйского – сам он сидел на небольшом и более удобном табурете.
Йосиф начал юродствовать:
– Как может еврей садиться за один стол с таким знатным человеком, да еще на такое красивое кресло?
– Садись, говорю, – повысил голос наместник. – Разговор у нас долгий будет.
Меняла подошел к столу, опираясь на свой посох, отодвинул кресло-трон подальше, примостился на самый краешек сиденья и вопросительно посмотрел на князя.
– Поменяй мне золотые султани на серебряные копейки, деньги и полушки. Только не так, как ты поменял Евдокии, а по хорошему курсу. У меня шестьсот золотых есть.
Лицо Йосифа осталось неподвижным, но в глазах забегали огоньки, очень похожие на те самые золотые, прибыль от перепродажи которых он уже успел подсчитать.
– А откуда у наместника так много турецких золотых? – начал осторожно выяснять меняла.
– Из-под Астрахани. Московские войска захватили там турецкий обоз, в котором была казна, и царь дал мне часть трофейного золота заплатить жалование служилым людям, поскольку Шуйский не мог собрать подати в казну.
Йосиф слышал, что два года тому назад под Астраханью русские отряды захватили турецкий обоз, и знал, что денег стрельцам и другим служилым людям наместник давно не платили. Он это сопоставил с тем, что Шуйского сняли с поста наместника и решил, что Хворостинин говорит правду.
Верный своей натуре, Йосиф стал торговаться и, в конце концов, согласился дать за золотой семьсот восемьдесят московских денег.
– Охрану тебе завтра прислать в лавку? – спросил при расставании Хворостинин.
– Ой, зачем привлекать внимание людей? – ответил ему Йосиф вопросом на вопрос. – Я сам приеду с серебром.
Он встал с кресла, наклонил немного в сторону князя голову в знак прощания, нахлобучил свою широкополую шляпу, повернулся и пошел к двери. Свой сучковатый посох он зажал под мышкой и шел уже не хромая. Видимо, мысль об удачной сделке подействовала на его ногу лечебным образом, как подействовала на Хворостинина совместная молитва Спасителю в палате Ивана Васильевича.
На следующее утро к хоромам наместника подъехали сани, которыми управлял заспанного вида мужик в рваном заячьем полушубке. Рядом с мужиком, на облучке, кутаясь в свою черную суконную накидку, сидел Йосиф. В санях, под старой рогожей, лежало восемь небольших дубовых бочонков. Один из них чуть протекал через плохо пригнанную к просверленному отверстию затычку, и от саней шел пьянящий запах белого рейнского вина.
Прямо с облучка Йосиф крикнул дежурным стрельцам, чтобы они помогли занести в палату наместника бочки с вином, которое он заказал на предстоящий званый обед. Откуда меняла узнал про затеянный Хворостининым обед, было совершенно непонятно.
Стрельцы прислонили к стене у входа свои бердыши и, путаясь в длинных полах кафтанов и в свисавших с поясов саблях, стали таскать привезенный груз на второй этаж, в сени. Бочонки были тяжелые, и поднять каждую можно было только вдвоем. Только последний, протекающий бочонок был на удивление легким.
Пока стрельцы, надрываясь, поднимали тяжелый груз, Йосиф мелочно торговался с возницей по поводу заранее оговоренной оплаты, пытаясь выгадать полушку за опоздание с подачей саней к погрузке. Однако, когда стрельцы стали поднимать последнюю бочку, меняла заплатил извозчику оговоренную цену и стремительно понесся впереди носильщиков.
В сенях меняла отдал распоряжение заносить бочки прямо к наместнику в палату.
Войдя вслед за стрельцами к наместнику, Йосиф снял шляпу, кивнул хозяину головой в знак приветствия и стал давать указания, куда ставить бочонки. Устроив все, он отослал стрельцов прочь и закрыл за ними дверь.
– Наместник, я выполнил свою половину сделки, – доверительно заявил Йосиф.
Он ловко отделил от своего сучковатого посоха его верхнюю часть, которая оказалась ручкой кинжала, и обнажившимся узким стальным лезвием открыл крышку одного из бочонков. Тот оказался доверху набит московскими и новгородскими серебряными монетами разного достоинства.