– Сигизмунд сейчас при смерти, в Речи Посполитой великая замятня, она заключила перемирие с Московским царством. До тебя и твоей торговли никому дела нет. Надо будет только посулы не жалеть на границе для таможенной стражи, а ты, я слышал, в этом деле великий знаток, – поучал еврея Хворостинин.
«А не из наших ли он? – невольно подумалось Йосифу, когда он услышал поучения князя. – Больно ловко выкручивает сделку в свою пользу!»
Потом, бросив взгляд на черную рясу Хворостинина и на висевшую в красном углу палаты икону Спасителя, отмел прочь крамольную мысль о еврейском происхождении князя.
Возможность стать монопольным продавцом сибирской пушнины в Европе захватила менялу так сильно, что он решил уступить князю в этой небезопасной сделке. Они долго торговались, пока не сошлись в цене на все товары. Наконец, ударили по рукам.
– А что тебе во второй раз привезти из Европы? – задал меняла после этого вопрос князю.
– Даже не знаю, Йосиф, – честно признался Хворостинин. – Мне добрых воинов еще надо где-то достать, но ими купцы не торгуют.
– Почему не торгуют, наместник? Очень даже торгуют. Есть у меня один молодой ливонский рыцарь, родом с острова Эзель. Зовут его капитан Юрген фон Фаренсбах. Он должен мне много денег. Так вот, капитан может набрать за деньги отряд немецких рейтар и привести их к тебе. Немецкие рейтары хорошие воины – ты не пожалеешь.
– Это неплохое предложение, – обрадовался Хворостинин. – Зови сюда этого Юргена, будем с ним договариваться.
Йосиф замялся:
– Есть одно маленькое препятствие тому, чтобы он сюда приехал.
– Какое препятствие? – удивленно спросил наместник.
– Он по распоряжению царя в тюрьме сидит в городе Дерпте и ждет, когда его кто-нибудь оттуда выкупит.
Хворостинин громко засмеялся:
– Рассмешил ты меня, Йосиф. Хочешь, чтобы я твоего должника выкупил, да еще и долг за него заплатил?
– Ты, наместник, не смейся, – стал уговаривать князя меняла. – Юрген, правда, храбрый и талантливый командир. Служил в Германии, Франции, Австрии, хорошо знает европейское военное искусство. Он легко наберет для тебя три сотни тяжеловооруженных всадников. А обмануть он нас не обманет, поскольку заложил мне свой родовой замок и земли. Коли ты его из плена высвободишь, то я с тебя за посредничество денег не возьму даже. Все деньги от продажи второй партии пушнины потратишь на жалование немецким наемникам.
Хворостинин, продолжая улыбаться, ответил:
– Хорошо, я напишу Ивану Васильевичу, чтобы он отпустил ко мне твоего капитана Фаренсбаха и разрешил ему набирать наемников в Ливонии. Только, если твой капитан сбежит, то ты свой залог обратно не получишь.
Переговорщики опять ударили по рукам.
Йосиф оставил сумку с турецким золотом в приемной палате и попросил Хворостинина дать ему через четыре дня десяток стрельцов, чтобы охранять сани с пушниной во время пути до границы. На границе его должны были встретить литовские стражники.
Перед уходом меняла опять на прощание кивнул головой, надел свою широкополую шляпу и вышел.
По узким улицам Смоленска Йосиф шел в приподнятом настроении. Наконец-то ему улыбнулась удача: он теперь сможет по-настоящему разбогатеть и вести торговлю уже на свои, а не на занятые у кагала деньги.
Он вспомнил, как в молодости ему пришлось бежать из Литвы, когда король Сигизмунд II стал притеснять евреев. Тогда им запретили носить дорогие одежды, украшения, мужчин обязали нашивать желтые буквы на одежду, женщин – носить дурацкие желтые островерхие колпаки. Все евреи должны были ежегодно вносить большие суммы в королевскую казну, помимо общих для всех королевских подданных податей. Тогда семья Шафиров потеряла свои капиталы и, бросив большой каменный дом в центре Вильно, разъехалась по соседним странам.
Молодой Йосиф поехал в уже отошедший к Москве Смоленск, где была небольшая еврейская община – кагал. Кагал дал ему денег в долг, и он занялся меняльным делом. После возврата процентов по займу кагалу у него оставалось не так много денег, и он все никак не мог накопить нужную сумму, чтобы обзавестись семьей.
– Теперь, – думал Йосиф, – он сможет жениться, завести детей. Много детей, как у его родителей. Ведь ему исполнилось только тридцать пять лет. А риск попасться в Польше на торговле оружием был небольшим. Наверное, все же наместник имел в роду евреев. Не может не еврей так ловко обделывать торговые дела.