Мы не уверены в том, что большее значение нужно придавать другому факту – безмолвию арабских авторов, на которое ссылаются, желая оправдать эту же самую теорию и свести на нет значение битвы. Г-н Готье удивляется тому, что у таких историков, как Ибн Хайан и Ибн эль-Аффиз, имеются лишь очень краткие упоминания об этом сражении, и незамедлительно делает вывод, что: «для них битва при Пуатье была незначительным эпизодом, а не решающим сражением, затрагивавшим дальнейшую судьбу магрибского ислама». Немного поспешное заключение. Наши хроники упрекают за восхваление эпизода, не стоившего этих усилий; однако в анналах аббатства Лорш и Сент-Аман, в Аламаннских и Лаубакских анналах, в анналах аббатства св. Назария и пр. можно видеть такое же сухое упоминание, как у арабских авторов: «732 – Карл сражался в Пуатье с сарацинами в субботний день». Стоит ли делать из этого вывод о том, что данные хронисты не придавали победам Карла большого значения? Впрочем, мы обнаружим, что толковать молчание или принимать без всякой критики утверждения мусульманских историков проще всего. Как кажется, в XIII–XIV вв. они были влиятельными людьми и, как говорят, могли иметь в распоряжении документы в достаточно большом количестве, чтобы проследить историю своего народа. Но эти соображения представляются нам недостаточными, чтобы целиком на них полагаться. Разве нельзя предположить у этих средневековых арабских историков малой толики той пристрастности, которую так охотно приписывают нашим авторам анналов, или частички той этнической неприязни, в которой нас так часто обвиняют? Однако разумнее полагать, что нескончаемые трудности, которые возникли у них вскоре после битвы, затмили ее значение.
Еще утверждают, что этому вооруженному столкновению недостает двух элементов, чтобы относиться к нему серьезно. Г-н Берль, говоря о битве при Пуатье, этой «непризнанной знаменитости», объявляет, что мы не в состоянии установить точное место сражения, и удивляется тому, что на месте этой «вселенской битвы» не было воздвигнуто ни часовни, ни даже простой стелы. Значит ли это, что, как он и заявляет, жители Пуату, франки, вместе с Церковью, не видели необходимости в увековечении события, которое не считали значительным?
В ответ мы предложим ему сравнение этой битвы с другой, хорошо нам известной, – это сражение Хлодвига с вестготами в 507 г.
Ее главными действующими лицами были Хлодвиг, крестник св. Ремигия, которому Григорий Турский приписывает истинную помощь с небес, и Аларих, язычник, богохульник, отрицавший по примеру Ария божественную природу Иисуса. Эти военачальники столкнулись, чтобы решить судьбу Галлии, установить, чем она станет в дальнейшем: Готией или Францией? Естественно, Церковь должна была придавать особое значение этой битве. И неудивительно, что, прославляя победу Хлодвига, она облекла ее ореолом чуда. Ночью над монастырем Сен-Илэр появился блистающий огненный шар, чтобы осветить дорогу Хлодвигу, которому на следующий день удалось переправиться через Вьенну вброд благодаря чудесной лани, указавшей ему путь. Наконец, из-под копыт его коня пробился родник, что сделало возможным крещение его воинов, еще язычников.
От памятной часовни нет и следа, и еще предстоит найти место, которое можно было бы связать с этим сражением 507 г., значение которого никто и не думает приуменьшать.
Впрочем, г-н Берль сам умерил силу своих аргументов, отметив несостоятельность хронистов, работавших после Григория Турского, а также нищету и молчание римского католичества в VIII в. И «все-таки», пишет он.
Упорно отстаивая тезис о «мифе», г-н Берль предполагает, что арабские всадники, даже закрепившись в Аквитании, почти не представляли опасности для христианства в Пуату, ибо были не в состоянии искоренить столь искреннюю веру. И любопытное заключение: «И в этой области кажется, что битва при Пуатье обрела свое огромное значение, которое ей приписывает традиционная история, только позднее».
А вот это представляется вполне естественным. Современники всегда оценивают значение какого-либо события, исходя из своих сиюминутных интересов, даже если, как в данном случае, речь идет об освобождении их территории в результате своеобразной победы европейцев над завоевателями, принадлежавшими к другой расе. Лишь у историков будущего достаточно материала, чтобы выстроить более объективное суждение, впрочем, чаще всего они имеют тенденцию приуменьшать значимость события. Однако в случае битвы при Пуатье дело обстоит иначе.