Он начинает собственными руками возводить мечеть. Она покоилась на каменном фундаменте высотой в три локтя и была построена из кирпича, а выше – из пальмового дерева. Сверху ее покрывали пальмовые листья. Мы еще далеки от тех величественных строений, которыми ислам украсит завоеванные страны; однако в том, что касается формы и внутренней планировки, все остальные мечети возводились по образцу и подобию этой. Единственное ее отличие состоит в том, что в ней ниша, отмечающая направление, куда должны быть обращены лица молящихся, или кибла, была обращена в направлении к Иерусалиму. Вблизи мечети скоро появились домики двух жен Пророка, Санды и Аиши, с крытым проходом к мечети. Это в равной степени религиозное сооружение и жилище; там на скамьях спали приезжие, слишком бедные, чтобы найти себе кров. На молитву, как мы уже знаем, правоверных созывал могучий голос Билала.
Однако Мухаммед знал, что каким бы глубоким ни было единение мухаджиров и ансаров в лоне ислама, одного этого недостаточно, чтобы накрепко связать их. Он воскресил древний обычай братания кровью, состоящий в ритуальном обмене кровью одного человека с другим во время жертвоприношения, в результате чего они становились братьями и приобретали все соответствующие права, включая наследование. Мухаммед выбрал своим братом Али. Сорок пять глав курайшитских и мединских семей торжественно породнились тем же способом. Тогда беглецы призвали в Медину своих жен и детей, которых мекканцы не задерживали. Али женился на Фатиме, дочери Пророка, а последний отпраздновал брак, заключенный им три года назад с Аишей, дочерью Абу Бакра, которой тогда было всего шесть или семь лет. Мы уже подчеркивали, что многочисленные браки Мухаммеда были призваны прежде всего установить более прочную связь между ним и той или иной семьей общины, то есть были частью его политики объединения. Тем не менее Аиша была молода и прекрасна, как и прочие будущие жены и наложницы, и контраст между верным супругом единственной и уже немолодой Хадиджи и явившимся впоследствии зрелым, но чувственным человеком разителен. Христианская традиция клеймит позором подобное сладострастие и считает его несовместимым с пророческим призванием. В глазах арабов все выглядит наоборот; они гордятся мужественностью основателя ислама, видя в ней немаловажное качество, и с удовольствием распространяются на эту тему.
Объединив таким образом своих последователей, Мухаммед стремился привлечь к себе три влиятельных еврейских племени. Без сомнения, он знал, что они олицетворяли собой власть денег, а это было именно то, чего более всего недоставало его общине; кроме того, необходимо понять, как предлагает Годефруа-Демомбин,[73] что еще в Мекке все то, что Мухаммед знал о еврейских традициях (впрочем, он был слабо информирован), побудило его рассматривать себя как завершающую фигуру длинного ряда пророков Израиля. В этом есть что-то удивительное, если учесть сегодняшнюю арабо-еврейскую рознь и гонения, жертвами которых евреям предстояло сделаться еще при жизни Пророка. Возможно, однако, что эти преследования оказались лишь трагическим следствием великой неразделенной любви. Впрочем, не стоит забывать, что еврею, платящему дань, никогда не придется беспокоиться о смене своей религии. Верховного раввина Иерусалима окружат роскошью и почетом, и в течение всего периода мусульманской экспансии он будет занимать важное место в иерархии ислама.
Мухаммед определенно вполне искренно полагал, что обращение в ислам евреев его эпохи является одной из первейших его задач. Чтобы добиться этого, он подражал им в своем культе: молитва в мечети совершалась по субботам, в шаббат, верующие при этом обращались в сторону Иерусалима, мусульманский пост совпадал с еврейским; был заключен любопытный договор, согласно которому древние соглашения между ауситами и хазраджитами и еврейскими племенами сохранят всю свою силу, а каждый обязался уважать согласие и защищать оазис. То была знаменитая «конституция I года».
К несчастью, материальные интересы евреев и арабов совершенно не совпадали. Первые, богатые торговцы, стремились сохранять добрые отношения с Меккой и принимать караваны оттуда; вторые, в большинстве своем бедные, не имея никаких средств за пределами оазиса, грабили мекканские караваны без всякого протеста со стороны Пророка, а впоследствии и с его согласия. Евреи не принимали участия в этих экспедициях, и когда была развязана открытая война против Мекки, они не решились в ней участвовать. Их позиция была расценена мусульманами как лицемерие (этот же термин они применяли к остававшимся в Медине немусульманам, или к тем, кто обратился в ислам неискренне). Оставалось сделать лишь шаг к тому, чтобы обвинить евреев в предательстве или шпионаже и списать на них военные поражения. В духовном плане Мухаммед выказал величайшую наивность, надеясь обратить в свою веру евреев. Его слабое знание священных текстов вызывало с их стороны иронию и сарказм. И вот мы наблюдаем резкую перемену позиции, уже имевшую место перед лицом мекканцев: раз еврейские тексты не говорят о Мухаммеде, значит, евреи подделали их, а это преступление, за которое они заслуживают адских мучений и презрения правоверных. Истинной является вера Авраама, строителя Каабы, на которую с этих пор ориентируется кибла.