— Но эту россыпь тоже требуется доразведать…
— Это да. Вот что: я сегодня же отдам распоряжение о проходке контрольной линии шурфов в среднем течении Левой Мурожной, а также в ложке на левом борту реки Тюрепина, где ты насчитал около 10 пудов золота. Как только твои сведения подтвердятся, мы оформим тебе пропорциональное количество акций. А дальше хоть в банк их положи и получай проценты, хоть продавай по одной или даже начни играть на бирже через маклера — дело твое. Надежнее всего, конечно, вклад в банке, проценты с которого составят такую сумму, что ты вполне можешь бросить службу. Или в архиве еще чем поживиться можно?
— Точно не знаю, но я и половины его не просмотрел.
— Тогда еще потрудись на благо своей семьи и своего товарищества. Какой золотой клад! И какой золотой юноша! Кстати, говорят, тебя генерал-губернатор уже в гости позвал?
— На именины дочери.
— Которой, старшей, Татьяны или младшей, Наденьки?
— Младшей. Но сколько ей все-таки лет?
— Должно, семнадцать. Невеста…
— А старшей сколько?
— Двадцать два. Все незамужем.
— Нехороша собой?
— Напротив, красавица и умница. Через ум свой и горе мыкает — как Чацкий у Грибоедова. Ну, скоро увидишь обеих… Как споро твоя фортуна развертывается, везде успел! Да еще и писатель… Полистал я этого «Смока» перед вечером у Гадалова: бойкая, жизнерадостная вещица! Неужто, правда, в Аляске золотоискатели такие благостные?
— Повесть-то не моя, американская… В предисловии Джек написал, что был там всего год, перезимовал и насмотрелся всякого. Но есть законы приключенческого литературного жанра — он им и следовал.
— Понятно. Во всяком случае, я буду ожидать продолжения. Да и сестры мои переживают, чем у Смока с Джой Гастелл история закончится… Не подскажешь?
— Ни за что. По закону подогревания читательского спроса.
— Вот только на твоем примере я, наконец, понял, чем ваше поколение отличается от нашего. Мы в ваши годы были простоватыми романтиками, а вы уже смолоду дотошные и прагматичные — будто вам не под двадцать, а под тридцать, а то и сорок лет. Иметь по любому поводу свое мнение, да так убедительно его аргументировать, закончив всего один курс института — в 70-е годы было нонсенс!
— На меня не все, я думаю, похожи, есть еще и простоватые…
— Есть, конечно, есть. Но и в других молодцах я эту хватку замечал… Впрочем, так и должно быть в эпоху стремительной капитализации России, будет кому после нас ее развивать…
Вечером Городецкий-Карцев пришел в ателье.
— Евлампий! — зычно крикнула Клавдия Дормидонтовна. — Барчук твой пришел, выходи!
Евлампий Прошин вышел не спеша, с достоинством.
— Заказ пришли сделать, Сергей Андреевич?
— Нет, господин Прошин, принес я Вам давно обещанный рисунок застежки-молнии в сапоги. Вот, посмотрите: общий вид сапога, вид застежки застегнутой и расстегнутой, а также вид замка на застежке…
— Хитро… Но как удобно-то: застегнул-расстегнул! Хоть и не пойму все равно сам механизм застегивания.
— Я-то вроде бы понимаю, но как устроен замок — не вполне. Но Вы говорили, что есть в железнодорожных мастерских толковые слесари?
— Есть, как не быть. Да вот хоть Филимон Баев, сосед мой: ему отнесем, авось поймет и сделать возьмется…
— А он когда с работы приходит?
— Часам к девяти обычно. Только он с неделю как дома сидит, палец на ноге сломал.
— Тогда пойдемте, проведаем?
— Айда.
Массивный Филимон, мужик лет тридцати, сидел за столом у дальней стены единственной комнаты, под керосиновой лампой, и швабрил напильником зажатый в тисочках нож мясницкого вида. Под стать ему дородная жена мыла в тазу посуду, а двое пацанят резались на печных полатях в карты.
— Здорово, сосед, — махнул шапкой Евлампий. — Гостей принимаешь?
— Это ты что ль гость? Или барчук этот?
— Мы не в гости, а по делу, — поправил Сергей незадачливого сапожника.
— Вон как, по делу… А что у вас за дела такие совместные?
— Мне довелось увидеть в Петербурге заграничные женские сапоги с необычной длинной металлической застежкой, которая называется «молния», — стал озвучивать домашнюю заготовку Сергей. — Меня эта застежка так поразила, что я ее зарисовал в разных положениях. Здесь показал рисунок Евлампию, чтобы он попробовал сделать такую обувь. Он сделать застежку не смог, но заверил, что сосед точно сможет. Вот мы к Вам и пришли, Филимон Кондратьевич.
— Эк ты ко мне, с подходцем… В конторе служишь аль еще в гимназии?