– Сэр! – окрысился Рамага.-Мое понимание субординации таково, что милицейские части в специальном подразделении будут отчитываться перед милицией через командование группы. Генерал Варней никогда не согласился бы поместить милицейский персонал под непосредственное начало службы охраны!
– А я, сержант, пытаюсь выяснить, есть ли у тебя вообще какое-нибудь представление о субординации! Ясно, что служба охраны в специальном подразделении занимает более высокое положение, чем милиция, как и в остальных военных вопросах. Ты суешь свой нос, куда не надо.
– Джентльмены, хватит! – Грейсон сел, растирая пальцами виски. Он устал и не мог думать ни о чем, кроме возвращения в офицерскую квартиру, выхлопотанную для него генералом Варнеем. Так много нужно сделать, и он уже начинал сожалеть, что вообще услышал о специальном подразделении Треллвана.
– Если вы не перестанете собачиться, то вам придется ответить перед новым правительством! Нолем вопросительно поднял брови.
– Каким новым правительством?
– Тем, которое бандиты намерены учредить во Дворце, если вы не бросите свои мелкие дрязги и не поможете мне сделать кое-какую работу.
– Ну как же, лейтенант. Мое положение здесь…
Голос Грейсона был утомленным, но твердым.
– Твое положение здесь подлежит моему утверждению, лейтенант, понял?
– Ты не выше меня по званию, молокосос! – Нолем был на четыре стандартных года старше Грейсона.
– Я тебя вышвырну под дождь, и тогда ты узнаешь, кто выше, а кто ниже! – Кулак Грейсона обрушился на кипу анкет на столе. – Меня поставили во главе подразделения, и то, что твой дружок Адел подсунул тебя, чтобы ты смог выпендриваться перед сержантом Рамагой, не означает, что я буду это терпеть!
Нолем ощетинился. Грейсон решил, что единственный способ сломить упрямство этого человека изменить тему.
– Так вот, какое же положение у поврежденного «Шершня»? – потребовал он. Вопрос застал Нолема врасплох.
– А… э… У нас по-прежнему нет теха, который наблюдал бы за ремонтом.
– Так в каком же состоянии боевой робот?
– Э… голова разбита.
– Я это знаю, лейтенант. Я сам разбил ее. Можно ее починить?
– Ответственный офицер сказал, что нам потребуется обученный тех, чтобы решить, можно это сделать или нельзя. – Он пожал плечами. – К тому же запасных частей у нас не так уж много. Я полагаю, офицерам снабжения нужно разобрать бронетранспортеры второй линии, чтобы наскрести металлолома и заткнуть дырки в торсе.
Грейсон сел в кресло.
– Может быть, я смогу выбраться туда в следующем периоде и взгляну сам. – Воины знали столько же о работе боевого робота, как и техи. Но время… Боже, время!
– У тебя назначена встреча с Военным советом в следующем периоде, – напомнил ему Рамага.
– Черт, ты прав. Я…
Грейсон задумчиво помедлил.
– Сэр?
– Есть альтернатива… возможно. Рамага вопросительно взглянул на Нолема, затем на Грейсона.
– Я не думаю, что на планете есть квалифицированный специалист. За исключением Замка, конечно. Но я думаю, что они собираются одолжить нам одного.
Он не намеревался обсуждать свою дикую идею с этими двумя. Нолем воспротивится, он знал, и даже Рамага, по всей вероятности, двурушничал, работая шпионом на милицейский штаб. Он хотел подбросить эту идею самим генералам.
Три периода спустя Грейсон спускался по холодным каменным ступеням штаб-квартиры милицейского округа. На улице по-прежнему шел дождь. Он проделал свой путь от Оружейного городка в легком катере, скользя по грязи. На каменном полу скопились лужи воды. Он передал документы капралу в коричневой униформе, сидящему за столом у основания лестницы.
Капрал ввел шифр в терминал на столе, затем откинулся на спинку стула и стал ждать.
– Вымокли, сэр?
– Немного. Холодно становится. – К середине Первой Ночи температура на улице опустилась почти до точки замерзания. Штормы Близкого Прохождения, длившегося неделю, являлись как бы гигантскими тепловыми поглотителями, и во время долгой, долгой ночи, следовавшей за периастероном, теплота Прохождения стремительно рассеивалась. Скоро штормовые ветры улягутся и в горах начнутся снегопады.
Грейсон подумал о Грохочущем Ущелье. Сейчас льда уже нет, водопад высох. Когда исчезала ледяная крыша, из расселины, с берега пещерного озера, можно было видеть звезды даже при дневном свете.
– Все в порядке, сэр. Можете проходить. – Капрал поманипулировал на пульте, и стальная решетка скользнула в сторону.
– Спасибо, – сказал Грейсон и шагнул в длинный, тускло освещенный коридор. Камера, которую он искал, находилась в конце коридора.
Лори Калмар сидела на скамье в своей камере, подтянув колени под подбородок и уставившись , взглядом в противоположную стену. На ней были длинная военная рубаха и брюки, подаренные ей кем-то, и те же самые легкие тапочки, которые она носила на борту боевого робота. Высокая, длинноногая и стройная, она была довольно привлека– тельной, но выражение лица оставалось угрюмым и озлобленным.
Грейсон приблизился к решетке и произнес ее имя.
Глаза Калмар стрельнули на него, затем уперлись обратно в стену.
– А-а, – вяло сказала она. – Это ты. – Хотя —а под глазами у девушки темнели круги, но волосы были тщательно зачесаны, и в бледном свете белокурые пряди казались серебряными.
– У тебя все о'кэй? С тобой хорошо обращаются?
– Не твое дело, – огрызнулась она. Она не знала, что Грейсон чувствовал себя виноватым с тех пор, как привел водителя «Страуса» в милицейскую штаб-квартиру. В конце концов он ведь обещал, что ее не тронут. Последнее, что он слышал, – это то, что ей учинили допрос. Из того, что он успел узнать, милицейские методы допроса были скорее психологическими и химическими, нежели физическими. Однако служба охраны, по слухам, отдавала предпочтение физическим разборкам, вот почему Грейсон сам ударился в панику, когда повстречал часовых у дома Мары. Но допрос в любой форме – жестокое мероприятие, и пленник после него чувствовал себя изможденным, измученным и очень одиноким.