Всякий раз, как что-нибудь выводило из себя Сияющего, он вымещал свой гнев на Менискусе, который к этому времени уже так свыкся с терзающей его внутренности болью, что его больше не трогали нападки странного соседа. Сияющий принялся в очередной раз тормошить Менискуса, который повис в его ручищах как тряпичная кукла. Здоровяку наскучило это занятие, и он наконец отстал.
Поначалу подобные происшествия случались нередко. Сотрудники лаборатории пребывали в ужасе. Угрозы Наоми усыпить Сияющего не возымели никакого эффекта. Тогда она решила подержать его на голодном пайке, подумав, что такая крайняя мера сделает его более покладистым. Он же, напротив, ярился еще больше, но только теперь его злость приобретала оттенок людоедства.
— Я сломаю каждую косточку в его чертовом теле, — заявлял он, слюна брызгала изо рта во все стороны, а белки глаз вспыхивали безумным блеском, когда он, войдя во вкус, швырял Менискуса из одного угла аквариума в другой. — Тащите-ка мне немедленно два чизбургера, шоколадный коктейль и упаковку пива «Миллер», а то я того и гляди оттяпаю ему язык обувной ложкой.
Менискус, уже давно скорчившийся в позе эмбриона, воспользовался моментом, чтобы выяснить, как это представление пришлось по вкусу зрителям в лаборатории. В ту минуту там находилась доктор Бальдино. Когда Наоми стала умолять ее накормить СЕ таблетками, чтобы тот наконец унялся, доктор Бальдино торжественно качнула головой: «Нет». Менискус закрыл глаза. Ответ всегда один. Нет, тебя никто не спасет.
В конце концов Сияющий получил еду. Съев все, он уселся в складное кресло, которое натужно заскрипело под его весом, и на лице застыло тупое, пресыщенное выражение. Менискус заметил, как едва различимые лучи «И-МИДЖа» шарят по телу Сияющего, когда Наоми его сканировала. Сияющий ни о чем не догадывался. Он листал свои журналы, открывая их где придется, да иной раз оставляя пометки черным несмываемым фломастером. Менискус мало-помалу стал расслабляться, но передышка оказалась недолгой. Прошло минут десять. Сияющий встал и направился к двери. Он вырвал страницу из журнала — то был бланк заказа с нацарапанными на нем каракулями — и засунул ее в лоток. Лабораторная камера автоматически увеличила масштаб, чтобы показать его лицо крупным планом.
— Доставьте это барахло, — сказал он в глазок камеры. — Чем быстрее я его получу, тем спокойнее вам будет.
Никто не ответил.
— Эй! — завопил он, заколотив по стеклу. — Я же не чертова свинья, так что будьте уж так любезны уделить мне чуточку вашего внимания.
Открылась дверь и вошла Наоми.
— Смотрите-ка — сейчас, когда она смекнула, что уморить голодом меня не удастся, она собирается подкупить меня жратвой. Старая, как мир, история.
На подносе Наоми громоздилось несколько видов закусок и напитков.
— Я стараюсь сделать все возможное в столь непростой с точки зрения морали ситуации, — сказала она. — Так что таким путем я просто выражаю сочувствие. Пусть это малость, но от всего сердца.
Сияющий хмыкнул и сказал Менискусу:
— Она полагает, что у нас тут зоопарк для сопляков. Таким способом она оправдывает собственное неуважение к нам. Знаешь, приятель, чем сильнее одомашнено животное, тем меньше у него развиты навыки выживания, и оно превращается в слабую и глупую тварь. А чем глупее оно становится, тем меньше его уважают люди. Люди, не задумываясь, порешат овцу или корову, потому что воображают, будто овцы и коровы подписали с ним некий негласный контракт, цена которому — мясо на столе. Но стоит грохнуть дикого зверя, как все тотчас же распускают нюни. Дикие животные внушают уважение.
— А собаки? — спросила Наоми. — Люди любят собак, но питают отвращение к огромному злому волку.
— Любят-то они, конечно, собак, но вот уважают волков, — ответил Сияющий, уставившись в потолок, словно вопрос ему задали оттуда. — А вот взять, к примеру, нас, мужиков. Бабы воображают, будто они нас одомашнили. Они научились делать все то же, что и мы. Благодаря вирусам они даже получили возможность защищать себя от мужчин. Мы нуждаемся в них больше, чем они в нас. Вот почему мы размножаемся через свиней, и столь бурно растет спрос на вибраторы. Мы трахаем сами себя, Пискля. Все эти новые технологии поставили на нас крест. Теперь мы слабы, и нами командуют телки.
Наоми затрясла кулачком.
— Да! Власть телок! Мы, женщины, соображаем что к чему, и вам это хорошо известно, Каррера. Почему бы вам не расслабиться и не получить удовольствие?!
— Получите-ка вы лучше сами удовольствие! — Он вытащил из штанов свое хозяйство и потряс им перед девчонкой.
Менискус ожидал, что Наоми поведет себя как любая приличная девушка в такой ситуации, то есть завизжит или захихикает, но она просто скосила глаза, наклонила головку и произнесла:
— Вам не кажется, что он и впрямь самый забавный из всех человеческих органов?
Надувшись, Сияющий поспешил его засунуть обратно.
— Уважение, — сказал он Наоми. — Хотелось бы получить немного уважения.
Она состроила ему рожицу.
— Я получу детали по этому заказу или нет? Если нет, придется импровизировать.
— Можешь начинать прямо сейчас. Я тебе не служанка. Гордо расправив плечи, она ушла.
Сияющий полдня разносил новую мебель Менискуса, которую установили всего лишь пару дней назад, заменив обломки прежней. Мягкие игрушки Менискуса сосед зашвырнул на кровать, а огромные кулачищи разметали планеты и свалили бесформенной кучей на полу.
Менискус попробовал было возмутиться, но сразу же заглушил вопль протеста, зарывшись лицом в мягкий искусственный мех львенка по имени Джанко, стоило только Сияющему разок на него посмотреть. Он сел на кровати, трясясь как в лихорадке, пока Сияющий, используя руки и зубы, уничтожал стеллажи. Доски он отшвырнул в сторону, выказывая интерес только к алюминиевым стойкам, служившим доскам в качестве опоры.
Когда Сияющий повернулся к Менискусу спиной, он ринулся спасать разбросанные по полу планеты. Он осторожно брал их в руки и нашептывал ласковые слова. Нельзя просто взять и отклонить планету с орбиты, не думая о последствиях. Менискус ощущал ужасное бремя ответственности за то, что позволил так обращаться с планетами. Он разложил их на покрывале в исконном порядке и обложил по кругу мягкими игрушками, чтобы те охраняли покой планет.
Он нашел лазурит, малахит, слюду, кремень, песчаник и поставил их на место. Каждый минерал был дан Менискусу в знак благодарности за очередную успешную фазу проекта «Лазурный». Большая их часть досталась ему еще от первого доктора, но когда тот доктор уехал, Наоми продолжила традицию и награждала Менискуса всякий раз, как новый вирус вводился в его ткани. Лазурит, восьми лет от роду, был самым юным из камней и напоминал о первом вторжении Лазурных вирусов доктора Бальдино.
Но теперь у него был еще один, особенный камень. Точнее даже не камень. Бонус подарила ему зуб волка, так она сказала. Но выглядел он как камень и на ощупь ничем не отличался от его минералов. Он что-то такое сделал с вирусами, что-то гораздо худшее, чем все предыдущие микроорганизмы доктора Бальдино, которые она изобрела с помощью своей МУЗЫ. Этот зуб вызвал внутри него странные изменения. Что-то внутри Менискуса отозвалось на скрытый призыв зуба, и вирусы тоже отозвались, и теперь его мир зашатался. Скоро они убьют его.
Но ведь Бонус сказала, что пытается помочь ему, а не убить.
Менискус медлил, пытаясь разобраться с этим парадоксом и не зная, какое место отвести зубу. Он мог бы передвинуть планеты, даже, пожалуй, и Солнце побеспокоил бы, чтобы разместить новичка. Но не имел ни малейшего представления, как осуществить такую сложную операцию. Обычно Менискус играл с планетами и странствовал по Моллу в одно и то же время, и немудреная игра в камни служила чем-то вроде зеркального отражения замысловатой виртуальной игры — камни представляли собой физические метки-заполнители в математических вычислениях, понятных только ему. Сейчас у Менискуса не получалось достаточно глубоко погрузиться в игру, чтобы постигнуть предназначение зуба. Подобно его Солнечной системе, Молл бесповоротно изменился с тех пор, как он поговорил с Бонус.