В деревне расположились только кирасиры, другим места уже не хватило. Массена вернулся в Асперн еще до наступления вечера. Малый мост, накануне наведенный саперами, смыло стремительным течением, и теперь солдаты восстанавливали переправу при свете факелов, стоя по пояс в ледяной воде, от которой сводило руки и ноги.
Офицеры во главе с генералом д’Эспанем устроились на ночлег в эсслингской церкви. Балюстрада из крашеного дерева, делившая неф на две части, пошла на дрова для дымных жаровен, отбрасывавших на стены дьявольские, изломанные тени. Зябко кутаясь в длиннополую шинель, генерал стоял в глубине храма, облокотившись на алтарь. Причудливые черные силуэты, скачущие по каменным стенам по прихоти огня, тревожили и навевали мрачные мысли. Вот уже несколько недель его мучили дурные предчувствия. Д’Эспаню не нравилась эта кампания. Он не боялся смерти, но все чаще и чаще замыкался в себе, думая о неизбежном конце. Кирасиры знали о суевериях, терзавших их командира, хотя чувства, обуревавшие его, никак не отражались на бесстрастном лице генерала. Никто не осмеливался беспокоить его. Всем была известна его странная история...
Кирасиры Файоль и Пакотт хлебали из общего котелка густое неопределенное варево, именовавшееся супом и успешно заполнявшее пустой желудок. Разговор у них шел как раз о генерале. Пакотт ничего не знал, он совсем недавно появился в полку, зато Файоль, как ветеран, был в курсе всех событий:
— Дело было в Пруссии, в замке Байройт. Мы прибыли туда уже ночью. Генерал устал и сразу же отправился спать. Я с другими ребятами находился неподалеку, на парадной лестнице. И вдруг посреди ночи мы услышали крик.
— Кто-то пытался убить генерала?
— Не спеши! Кричали, в самом деле, в его комнате; туда побежали адъютанты, ну и я вместе с часовыми. Дверь оказалась заперта изнутри. Мы ее выбили, воспользовавшись диваном, как тараном, и вошли...
— И что?
— Терпение! И что же мы увидели?
— Что ты увидел?
— Посередине комнаты лежала перевернутая кровать, а под ней генерал.
— И он кричал?
— Нет, он был в бессознательном состоянии. Наш врач тут же пустил ему кровь, и мы стали ждать, когда он придет в себя. Генерал открыл глаза и, бледный, как полотно, обвел нас взглядом. Он выглядел таким испуганным, что врачу пришлось дать ему успокаивающий порошок. И вот что генерал тогда сказал, Пакотт, он сказал: «Я видел призрака, он хотел перерезать мне горло!»
— Шутишь?
— Не смейся, дурень. Кровать перевернулась во время борьбы с призраком.
— И ты в это веришь?
— Когда у генерала спросили, как выглядел призрак, он очень подробно описал его, и ты знаешь, кто это был, а? Нет, ты не знаешь. Я скажу тебе. Это была Белая дама Габсбургов!
— А это еще кто?
— Она появляется в венских дворцах каждый раз, когда должен умереть принц из австрийской царствующей семьи. Ее видели в Байройте тремя годами раньше. Принц Людвиг Прусский[53]тоже дрался с ней, как наш генерал.
— И он потом умер?
— Да, сударь мой! В сражении при Заальфельде его заколол штыком какой-то гусар. Мертвенно-бледный, генерал прошептал: «Ее появление предвещает мне скорую смерть», и пошел спать в другое место.
— Неужели ты веришь в этот вздор?
— Увидим завтра.
— Э-э, Файоль, значит, веришь!
— Да ладно! Подождем до завтра и увидим.
— А что, если генерала убьют?
— А если нас?
— Если нас, значит, нам не повезло...
Пакотт скептически отнесся к странной истории, приключившейся с генералом. В его родном Менильмонтане не очень-то верили в подобные байки. До того, как записаться в армию, он был учеником столяра и привык иметь дело с конкретными вещами: вытачивать ножки стола, прибивать доски, спускать заработанные денежки в кабачках. Он похлопал Файоля по спине:
— А не сменить ли нам тему, старина? Может, навестим нашу прелестную австриячку? Уверен, она с нетерпением ждет нас. Уж она точно не превратится в призрак, если вспомнить, как мы ее запеленали!
— Ты хоть помнишь место?
— Найдем. В деревне всего одна улица.
Приятели сняли фонарь с одной из повозок и отправились в Эсслинг, где дома походили один на другой, как две капли воды. Они ошибались дважды.
— Что за чертовщина! — ворчал Файоль. — Мы ее никогда не найдем!
Пройдя немного дальше, Пакотт в свете фонаря заметил труп напавшего на них австрийца — никто и не думал его хоронить. Французы с улыбкой переглянулись и вошли в приоткрытую дверь. На лестнице Пакотт оступился и едва не свалился вниз, свеча в фонаре погасла.
53