Через приоткрытое окно в комнату вливалась безмятежная теплая ночь. Анри услышал звуки фортепиано, легкие и возвышенные, и чуть склонил голову, стараясь уловить, откуда они доносятся.
— Вам нравится эта музыка, сударь?
От неожиданности Анри вздрогнул и резко обернулся. На пороге комнаты стоял незнакомый молодой человек, но при свете свечи Анри не удавалось толком разглядеть его.
— Как вы вошли? — щурясь, спросил он.
— Ваша дверь была приоткрыта, и я увидел свет.
Анри шагнул вперед, чтобы разглядеть непрошеного гостя. У того было тонкое, почти девичье лицо и светлые глаза. По-французски он говорил с грубоватым немецким акцентом, заметно отличавшимся от венского.
— Кто вы?
— Такой же жилец, как и вы, только с самого верхнего этажа, из-под крыши.
— Вы здесь проездом?
— Да.
— И откуда же вы прибыли?
— Из Эрфурта. Я работаю в одной торговой компании.
— Вот как, — сказал Анри, — значит, вы немец. А я занимаюсь армейскими поставками.
— Я ничего не продаю, — ответил молодой человек. — Я в Вене не по работе.
— Тогда вы, несомненно, друг семьи Краусс?
— Если вам угодно.
Задавая вопросы, Анри перевернул рисунки Лежона, но молодой немец даже не обратил на них внимания. Он пристально смотрел на Анри.
— Меня зовут Фридрих Стапс[57]. Мой отец — лютеранский пастор. Я приехал в Вену, чтобы встретиться с вашим императором. Это возможно?
— Испросите аудиенцию, когда он вернется в Шенбрунн. Что вам от него нужно?
— Встретиться с ним.
— Стало быть, вы им восхищаетесь?
— Не совсем так, как вы это понимаете.
Разговор принимал неприятный оборот, и Анри решил завершить его:
— Ну, хорошо, месье Стапс, увидимся завтра. Сейчас я болею и почти не выхожу из дома.
— Человек, играющий на фортепиано в доме напротив, тоже болен.
— Вы его знаете?
— Это господин Гайдн.
— Гайдн! — повторил Анри и вернулся к окну, чтобы лучше слышать игру знаменитого музыканта.
— Он слег, когда увидел французскую униформу на улицах родного города, — продолжил Фридрих Стапс. — Он встает только для того, чтобы исполнить сочиненный им австрийский гимн.
Сказав это, молодой человек протянул руку и двумя пальцами погасил свечу. Анри остался в полной темноте. Он услышал, как затворилась дверь, и чертыхнулся:
— My god! Этот немец просто сумасшедший! Куда же я подевал огниво?
К трем часам утра войска переправились, наконец, на левый берег Дуная по восстановленному малому мосту и заняли деревни Асперн и Эсслинг. Никто не спал. Маршал Ланн не сводил глаз со своего парадного мундира, наброшенного на спинку стула. Золотое шитье искрилось в трепещущем свете свечи. На рассвете он наденет его, а также все свои награды, в том числе ленту с орденом Андрея Первозванного, дарованного русским царем, и поведет своих кавалеристов в сражение, которое обернется, скорее всего, очередной бойней. Маршал знал, что будет отличной мишенью для врагов, но он сам жаждал этого, как и красивой кончины на поле брани. В этом он видел свое предназначение. Ланн был сыт войной по горло. Воспоминания об испанской кампании вызывали у него глубокое отвращение, он до сих пор он не мог спать спокойно. В Испании не было нормальных сражений и выстроенных в боевые порядки войск: там шла партизанская война, вспыхнувшая одновременно в Овьедо и Валенсии. Перед французами то тут, то там возникали небольшие отряды крестьян под командованием местных алькальдов. Постепенно повстанцев становилось все больше и больше. Сначала андалузские пастухи, вооруженные пиками для клеймения быков, нанесли французским войскам поражение под Байленом, а потом яростная партизанская война разнеслась по всем горным районам. В Сарагоссе мальчишки лезли под ноги лошадей польских улан и вспарывали им брюхо; монахи в своих монастырях занимались изготовлением ружейных зарядов, они даже подметали улицы, чтобы собрать рассыпанный порох. В солдат Ланна летели битые бутылки и булыжники, вывороченные из мостовых, и если, к несчастью, кто-то из французов попадал в плен, им отрезали носы и закапывали по самую шею в землю, чтобы играть в кегли. А сколько их полегло на мостах Кадикса? Сколько было тех, кому перерезали горло или распилили живьем, зажав между двух досок? Скольких сожгли заживо, вырвав языки, выколов глаза, отрезав носы и уши?
57