— Пастор, — обратился к нему Эрнст, — наш брат нуждается в приюте.
— Пусть внесет свои вещи. Марта проводит его в комнату на третьем этаже.
— У него ничего нет. Его нужно обеспечить всем необходимым.
— Необходимым? — переспросил старый пастор. — Послушайте, что говорит нам пророк Иеремия... — Он поднял библию и дрожащим голосом прочитал: — Ибо день сей у Господа Бога есть день отмщения, чтобы отмстить врагам Его; и меч будет пожирать, и насытится и упьется кровью их. Услышали народы о посрамлении твоем, дева, дочь Египта, и вопль твой наполнил землю; ибо сильный столкнулся с сильным, и оба вместе пали!
— Как прекрасно, — сказал Эрнст.
— Как правильно, — эхом отозвался Фридрих Стапс.
Наполеон был бледен, как полотно. Его гладкое, помертвевшее лицо не выражало никаких эмоций, словно превратилось в мраморную маску. Он посмотрел в небо, потом опустил пугающе пустые глаза к земле. Стоя у въезда на большой мост, император молча разглядывал то, что от него осталось — качавшиеся на волнах понтонные пролеты, прибитые течением к берегам, и догоравшую мельницу, остов которой нужно было убрать прежде, чем приступать к соединению уцелевших частей переправы. А для этого требовалось восстановить участок моста длиной не менее сотни метров, да еще в таком месте, где воды Дуная свивались в тугие пенящиеся струи и мчались со скоростью горного потока. Император выглядел скорее подавленным, чем раздосадованным. Заложив руки за спину, он сжимал хлыст в онемевшем кулаке и угрюмо молчал. А ведь с утра все складывалось как нельзя лучше: атака Ланна оказалась успешной, его войска обратили в бегство центр австрийцев и глубоко вклинились в их боевые порядки. Массена и Буде во главе своих дивизий ждали команды атаковать со стороны деревень. Но обычная стратегия Наполеона не срабатывала на бескрайних просторах Мархфельдской равнины. Факторы внезапности и стремительности он использовал при переброске своих войск с острова Лобау на левый берег Дуная и даже был в шаге от победы, но война — штука капризная, требует все больше пушечного мяса, все больше трупов, все больше железа и огня. Император в бессильной ярости смотрел на правый берег, где выстраивались столь нужные ему войска Даву с бесполезными теперь пушками, боеприпасами и провиантом.
За спиной Наполеона в беспокойстве и смятении застыли штабные офицеры во главе с Бертье, опасаясь нечаянным словом или жестом привлечь к себе внимание императора. Все надеялись на чудо, на блестящую идею, которая внезапно изменит ход событий. Лежон тоже был тут — без кивера, с растрепанными волосами и в порванном мундире. Продолжая пристально разглядывать остатки моста, оказавшегося таким длинным и таким хрупким, император, не оборачиваясь, позвал:
— Бертран!
Всегда сдержанный и бесконечно преданный ему, генерал Бертран шагнул вперед, по-уставному прижал треуголку локтем к боку и вытянулся по стойке смирно. И хотя император лично определил место для наведения моста и сам установил сроки его строительства, в этот момент он искал виновных, а граф Бертран командовал инженерными войсками.
— Sabotatore!
— Сир, я исполнял ваши приказания с точностью до буквы.
— Предатель! Взгляните на ваш мост!
— Сир, за одну ночь мы не могли построить лучшего на такой бурной реке.
— Предатель! Предатель! — Наполеон резко обернулся к остальным офицерам: — Ha agito da traditore! И вы тоже! Все! Вы предаете меня!
Среди офицеров царила гробовая тишина, отвечать было бесполезно. Императору требовалось излить свой гнев.
— Бертран!
— Сир?
— Сколько времени необходимо, чтобы исправить ваше вредительство?
— Не менее двух дней, сир...
— Два дня!
Хлыст императора свистнул, и на лице Бертрана вспух багровый рубец. Прерывисто дыша, Наполеон направился к своей лошади, нетерпеливым взмахом руки приказав Бертье следовать за ним.
— Вы слышали этого негодяя Бертрана?
— Да, сир, — ответил Бертье.
— Сорок восемь часов! Где сейчас эрцгерцог?
— В своем лагере в Бизамберге, сир.
— Мммм... Он скоро узнает о нашем несчастье.
— Через час или два, можете не сомневаться. И, пользуясь случаем, бросит против нас все свои резервы.
— Если только мы прекратим наступление, Бертье! У Ланна превосходное положение, он полностью дезорганизовал пехоту Гогенцоллерна!