— Но у нас не хватит боеприпасов.
— Даву может переправлять боеприпасы на лодках.
— В небольших количествах, сир, при этом существует опасность, что некоторые лодки перевернутся.
— Тогда командуем отступление.
— Если мы отступим, сир, войска эрцгерцога перегруппируются.
— А если мы не отступим, эрцгерцог атакует наши плохо защищенные фланги, и тогда все закончится резней! Нужно отходить.
— Куда, сир? На остров?
— Конечно! Не в Дунай же, идиот!
— Но мы не сможем быстро переправить пятьдесят тысяч человек с пушками и обозом. Австрийцы перехватят нас на берегу реки и ударят в тыл.
— Сначала мы без суеты отойдем на те позиции, которые занимали с ночи. Массена и Буде укроются в своих деревнях, Ланн будет держать под контролем прибрежную часть равнины. С наступлением ночи начнем отводить войска к Дунаю и переправляться на остров.
— Значит, нужно продержаться около десяти часов...
— Да!
Пригибаясь к шее лошади, полковник Лежон снова мчался по вытоптанным полям. Настроение у него было — хуже некуда, на сей раз он вез маршалу Ланну приказ об отступлении. Навстречу понуро брела колонна пленных австрийцев — целый батальон фузилеров без оружия и головных уборов, в основном легкораненые с перевязанными головами и руками, позади в окровавленных гетрах ковыляли отстающие. Возглавлял колонну юный Луизон: он вел пленных, будто стадо гусей, а большой барабан под его бойкими палочками гулко гремел импровизированной сарабандой. И хоть у Лежона на душе кошки скребли, он не смог сдержать улыбку. Это напомнило ему историю, приключившуюся с Генелеком[90] после победы при Экмюле. Этот полковник вез пакет и неожиданно напоролся на заблудившийся ночью кавалерийский полк неприятеля. Австрийцы тут же сдались полковнику, что немало повеселило императора: «Значит, вы, Генелек, в одиночку окружили австрийскую кавалерию?» Однако сегодня пленных сопровождали встрепанные, угрюмые солдаты Ланна, одетые в разномастные мундиры, что делало их похожими на разбойников с большой дороги. Они несли связки отнятых у австрийцев ружей, полные зарядов лядунки, тащили за собой пять целехоньких пушек с зарядными ящиками и, — как весомое дополнение к своим трофеям, — продырявленное австрийское знамя.
Лежон, не останавливаясь, скакал к линии фронта, которая к этому часу сместилась далеко вперед: в отдалении виднелись конные егеря, обстреливавшие деревеньку Брейтенлее. Маршала Ланна полковник нашел сразу: тот сидел на снятой с колес пушке и руководил боем через своих адъютантов, отправляя их с приказами к генералам Сент-Илеру, Клапареду и Тарро.
При виде Лежона, слезавшего с лошади, Ланн нахмурил брови и воскликнул:
— Ага! А вот и полковник-катастрофа!
— Боюсь, вы не ошиблись, ваше превосходительство!
— Говорите.
— Ваше превосходительство...
— Да говорите же! Я привык выслушивать всякие ужасы.
— Вы должны остановить атаку.
— Что?! Повторите-ка мне этот бред!
— Наступление отменяется.
— Опять! Не прошло и часа, как ваш приятель Перигор потребовал от меня того же, сославшись на ремонт чертова моста, поврежденного горящим плотом! Ваш мост сделан из соломы, что ли?
— Ваше превосходительство...
— Вам известно, что здесь произошло, Лежон? При первой же передышке неприятель перегруппировал свои войска, и нам пришлось начинать прорыв заново. На поле остались лежать трупы наших людей, но мы снова рассеяли австрийцев! Что же теперь, сидеть и смотреть, как пехота Гогенцоллерна приходит в чувство?
— Император приказал отходить к Эсслингу.
— Не может быть!
— На этот раз все намного серьезнее.
Лежон вкратце рассказал Ланну о последних событиях. Маршал растерянно замолчал, потом взорвался:
— Победа была у нас в руках! Мы побеждали, говорю я вам! Еще час, поддержка Даву, и с эрцгерцогом было бы покончено... — Ланн взял себя в руки, подозвал адъютантов и распорядился: — Пусть Бессьер уводит кавалерию в просвет между деревнями. Сент-Илер и все остальные отходят в боевом порядке, но медленно, чтобы перемена в наших действиях не бросалась в глаза противнику. Пусть думают, будто мы следуем новому стратегическому плану: ждем подхода свежих сил или маневрируем с целью развертывания нашей артиллерии. Мы должны поставить австрийцев в затруднительное положение, а не тешить их.
Маршал встал с пушки и проводил взглядом адъютантов, увозивших генералам печальный приказ, потом посмотрел на Лежона.
90