— Смотри-ка! — сказал приятелю Лежон. — Можно подумать, что мы в Вероне...
Взмахом руки он обвел фонтан, узкое здание позади него, ярко освещенные солнцем фасады домов, обступивших небольшую площадь. Лежон делал вид, что не замечает ничего другого. Он не походил на обычных офицеров. Из всех гарнизонов и походов он привозил множество набросков и очень приличных полотен. Сам Наполеон в бытность свою Первым консулом купил у него «Сражение при Маренго». И в Лоди[25], и в Сомосьерре[26] Лежон отправлялся на войну, как на пленэр. Основу для его картин составляли фигуры, запечатленные в движении, как на эскизах штурма монастыря Санта Энграсия в Сарагоссе, где резня разворачивалась на фоне белокаменной статуи девы Марии. Особенно запоминались в этой композиции монумент в арабском стиле, украшенные узорами стены монастыря, квадратная башня и высокое небо. Абукир[27] на его картине заливали потоки света, от жары над мысом стояло марево, и в нем мерцали и плавились все оттенки серого и желтого цветов. Луи-Франсуа не интересовали солдатские пирушки, он восхищался видом дворца Паллавичини[28], а фронтон дворца Траутсон[29] напоминал ему творения Палладио[30]. Непреходящая любовь к прекрасному в свое время сблизила Луи-Франсуа с Анри Бейлем и легла в основу их дружбы, которую не могли сокрушить ни войны, ни расстояния.
— Приехали, — сказал Лежон, когда они свернули на улицу Йордангассе. По всему было видно, что ее обитатели жили в достатке.
Но за поворотом полковник вдруг поднял своего скакуна на дыбы: из дома, выкрашенного в розовый цвет, какие-то драгуны деловито выносили ткани, столовую посуду, бутылки с вином, копченые окорока и грузили все это на армейскую двуколку.
— Ах, мерзавцы! — взревел Лежон, пришпорил лошадь и ворвался прямо в середину своры грабителей. Захваченные врасплох, мародеры уронили сундук, и от удара о булыжную мостовую он раскололся. В толчее один из драгун потерял свою каску, другой отлетел к стене дома. Анри подъехал ближе. Полковник, по-прежнему верхом, был уже в вестибюле и щедро раздавал удары хлыстом направо и налево.
— Город принадлежит нам, господин офицер! — протестующе крикнул высокий кирасир в шинели с капюшоном, похожей на плащ испанских монахов, и со шпорами на грубых сапогах. Он, казалось, не собирался отказываться от добычи.
— Только не этот дом! — рявкнул Лежон.
— Весь город, господин офицер!
— Вон отсюда или я проломлю тебе голову!
Из седельной кобуры Лежон вытащил пистолет и приставил его ко лбу наглеца. Тот ощерился:
— Ну что ж, стреляйте, господин полковник!
Лежон с размаху ударил его пистолетом по лицу; кирасир пошатнулся, выплюнул три окровавленных зуба и потянул из ножен саблю, но компаньоны тут же окружили задиру и схватили его за руки.
— Проваливайте! Вон отсюда! — хриплым голосом крикнул Лежон.
— Во время сражения, господин офицер, никогда не поворачивайся ко мне спиной! — с угрозой проворчал кирасир, держась рукой за окровавленную челюсть.
— Вон! Вон! — рычал Лежон, колотя кулаками по спинам и головам.
Оставив большую часть добычи, солдаты ретировались: кто верхом, кто уцепившись за тронувшуюся двуколку. Высокий кирасир в коричневом шинели погрозил кулаком и крикнул, что его зовут Файоль и стреляет он без промаха.
Лежон дрожал от ярости. Наконец он спешился и привязал поводья лошади к кольцу у входной двери. В вестибюле на диванчике лежал, хрипло дыша, лейтенант без мундира, с растрепанной головой. Это был его ординарец. Он — увы! — не смог помешать распоясавшейся солдатне. Анри присоединился к ним в глубине бесконечного и мрачного вестибюля.
— Они поднимались наверх?
— Да, господин полковник.
— Что с мадемуазель Краусс?
— Она со своими сестрами и гувернанткой, господин полковник.
— Ты был один?
— Почти, господин полковник.
— Перигор тут?
— В своей квартире на втором этаже, господин полковник.
Лежон в сопровождении Анри помчался наверх по крутой лестнице, а его ординарец принялся собирать съестные припасы, брошенные драгунами.
— Перигор!
— Входи, дружище, — гулко прозвучал чей-то голос в пустых коридорах.
Полковник, а следом за ним Анри вошли в пустую просторную гостиную, где Эдмон де Перигор[31] в одних лосинах стоял перед псише{1} и с помощью воска завивал усы. Вокруг него суетился слуга — невысокий толстячок с отвислыми щеками в парике и ливрее, обшитой серебряным галуном.
26
27
28
29
30
31