— Мы приглашаем тебя отужинать с нами в Пратере, — сказал Анри.
— Отличная идея! — воскликнула Валентина, не сводя глаз с офицера, и тут же игривым тоном спросила: — Значит, вы участвовали в этом ужасном сражении?
— Да, мадемуазель.
— Вы мне о нем расскажете? С городских стен ничего не было видно!
— Будь по-вашему, но только если вы согласитесь позировать мне.
— Луи-Франсуа замечательный художник, — пояснил Анри, видя недоумение Валентины.
Она взмахнула ресницами.
— Художник и военный в одном лице, — добавил Лежон.
— Замечательно! Я готова позировать вам, генерал.
— Полковник.
— Но ваша форма выглядит, как генеральская!
— Он сам ее нарисовал, — сообщил Анри.
— А вы нарисуете для меня сценические платья?
Пока Валентина выбирала вечерний туалет, мужчины ждали ее за дверью артистической уборной. Рядом несколько человек что-то горячо обсуждали, но Анри и Лежон уловили лишь обрывки их разговора:
— Иллюминат, клянусь вам! — произнес полный господин в черном рединготе.
— Но он такой молоденький! — с дрожью в голосе сказала одна из хористок.
— Тем не менее, он пытался убить императора.
— Пытался, вы правильно говорите, но он этого не сделал!
— Достаточно одного лишь намерения.
— За такое безумное покушение его следует расстрелять!
— Однако его величество хотел спасти этого несчастного.
— Не может быть!
— Да, да, мне говорил генерал Рапп, который сам присутствовал при этом. Но мальчишка уперся, как мул, вдобавок оскорбил императора. И как, по-вашему, после этого прощать его?
— В Вене об этом только и говорят, он станет героем.
— Увы! Это вполне возможно.
— Императора будут обвинять в жестокости.
— Но под удар была поставлена его жизнь, а, значит, и наши жизни тоже.
— Как его звали, вашего героя, возомнившего себя Жанной д’Арк?
— Стабс или Стапс, что-то в этом роде.
Услышав имя, Анри вздрогнул. Ужин для него был окончательно испорчен. Валентина весь вечер забавляла Луи-Франсуа, и они решили встретиться снова.
Остров Лобау стал неузнаваем. За несколько дней укрепленный лагерь под командованием Массены превратился в замаскированный город, очищенный от колючего кустарника и камышовых зарослей, с улицами, фортификационными сооружениями, причалами для лодок, доставляющих продовольствие и боеприпасы. В пекарнях день и ночь пекли хлеб, а на большой огороженной поляне паслось стадо коров, переправленных с правого берега. В близлежащих монастырях и погребах зажиточных венских буржуа оказалось немало вина, и армия реквизировала его на свои нужды: доброе вино веселило солдатскую душу и скрашивало бивачную жизнь.
Помимо войск, на острове находились около двенадцати тысяч саперов, плотников и рабочих, которые строили три больших моста на сваях, защищенных выше по течению свайным же молом, преграждавшим путь любым плавучим предметам. Австрийцы, время от времени спускавшиеся к реке в районе Эсслинга, не могли видеть ловко замаскированных и нацеленных на них пушек большого калибра.
Каждое утро полковник Сент-Круа проверял ход строительных работ, а затем мчался в Шенбрунн докладывать императору о достигнутых успехах. Часовые и камергеры уже знали его и беспрекословно пропускали в Лаковый кабинет, куда он входил без стука.
30 мая в семь часов утра Сент-Круа прибыл с очередным докладом и увидел императора со стаканом воды в руке.
— Хотите воды? — спросил император, указывая на графин. — Вода из шенбруннского родника чудо как свежа и восхитительна на вкус.
— Я верю вашему величеству однако отдаю предпочтение хорошему вину.
— D'accordo! Месье Констан отправьте полковнику две сотни бутылок бордо и столько же шампанского.
Император и его новый фаворит устроились в салоне кареты-берлины и отправились в сторону Эберсдорфа, откуда хорошо просматривались строящиеся мосты. Ежедневно бывая в деревне, Наполеон каждый раз ненадолго навещал Ланна, но его состояние не оставляло никаких надежд на выздоровление. Этим утром Марбо покинул свой пост у изголовья маршала. Опираясь на трость, недолеченное бедро продолжало побаливать, он ожидал императора перед конюшней. Наполеон торопливо выбрался из кареты.