Он посмотрел на Милосердову каким-то отсутствующим взглядом, точно не понимая, о чем она говорит. Он был угнетен, подавлен состоявшимся телефонным разговором: нет, он не ждал коренной перемены, внезапного чуда, но маленькая надежда — вдруг следствию стали известны какие-то новые данные, новые нюансы — в нем жила, тлела. Теперь этот тлевший огонек погас — на что надеяться?..
Сказал медленно, подбирая слова:
— Да, Маргарита Алексеевна, с сыном у нас… По пословице: маленькие детки — маленькие бедки, большие детки — большие беды…
— Так я пойду, Николай Федорович… Я в другой раз. Потом как-нибудь.
Он встряхнулся, выпрямился, восстанавливая в сознании, зачем и почему Милосердова здесь, в его кабинете.
— Нет-нет, Маргарита Алексеевна! Мы с вами вот что сделаем… Не будем откладывать. Давайте-ка поедем кое к кому прямо сейчас! — И он нажал кнопку переговорного устройства на столе: — Товарищ дежурный, машину, пожалуйста, к штабу.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
5 июля
В тени тридцать… На точках экспериментального комплекса день и ночь идет работа.
День и ночь работают и строители Шубина — когда только спят его капитаны? Так он называет всех своих офицеров от лейтенанта и выше. Капитаны степного моря.
Сверхзадача времени — ввести экспериментальную пусковую установку. Быстрей, быстрей!.. Монтируем опоры, бетонируем площадку, достраиваем укрытия и подъездные пути. Три-четыре раза в день на газике являюсь сюда: быстрей, быстрей…
На головной точке аппаратура «плавится» — от круглосуточной работы. Отлаживаем, настраиваем, прививаем совместимость — экспериментальный образец обрастает все новыми блоками и узлами. Не всегда они «приживляются»… Бесконечно, до одури, проверяем по эквивалентам, по имитаторам.
Эх, посмотрела бы Леля, посмотрели бы московские коллеги на главного конструктора, когда сижу здесь, возле аппаратуры! Майка, сатиновые спортивные шаровары, гимнастические тапочки…
10 июля
В Москве будто открыли шлюзы: пошли эшелоны с техникой, строительным оборудованием и материалами. А главное — люди: каждый день прибывают новые — военные, испытатели, они включаются на всех площадках в отладку и настройку аппаратуры. Это идея Сергеева. «Испытатели — не сторонние наблюдатели, задача у нас единая с представителями промышленности и конструкторского бюро» — его слова на первой партийной конференции полигона. Что ж, единственно правильная идея — ее подтвердил и весь опыт становления «Катуни».
На стартовом комплексе столкнулся с неожиданным сюрпризом. Объявились стажеры-третьекурсники академии. Ай да Сергеев, с перспективой глядит. Оказывается, в этот день стажеры появились на всех площадках. Закончат академию, станут испытателями.
Я размечтался, остановившись возле пусковой установки, которую монтировали: как давно было тоже «золотое время»! Услышал рядом:
— Здравия желаю!
Оглянулся — капитан, явно стажер, форма с иголочки, лицо белое, без загара. Знакомое, возмужалое. Но где и когда видел капитана?!
Он козырнул:
— Капитан Гладышев. Служил в части полковника Фурашова, в Егоровске.
Ну конечно, Гладышев! Постой, постой! Помог с «сигмой», обнаружил ее «неустойку», а позднее был офицером наведения, снял ракетой воздушного шпиона.
Обрадовался, будто близкого и родного встретил человека, стиснул при всех, вызвав, верно, недоумение и у его товарищей, и у моих коллег: что за связь у главного конструктора с капитаном?
Из Москвы Сергеев вернулся в хорошем настроении. Записку о перспективах развития полигона на том большом сборе заинтересованных представителей Министерства обороны, других ведомств утвердили. Записку читали по пунктам, каждый пункт обсуждали, принимали конкретные по срокам решения, и та деловая обстановка, какая царила на совещании, понравилась Сергееву: от каждого требовалось четкое, ясное мнение, сформулированное предложение. Настроение его вызывалось еще и тем, что сам он оказался подготовленным, проявил себя во всеоружии: пришлось, конечно, выдержать атаки, ответить на многие вопросы, наводящие и уточняющие, нередко каверзные — насколько, мол, в записке все верно и точно. И когда обсуждение закончилось, в зале еще толпились, не расходясь сразу, у длинного стола образовались группки — еще досказывалось что-то, уточнялось, — к Сергееву энергично подступил министр Звягинцев и, налив в два тонких чайных стакана пузырчатого шипящего боржома, поднес стакан в белой пухловатой руке Сергееву, со смешком сказал: