— Элора в плохом состоянии. Сейчас она спит, но вы можете к ней зайти. По одному, — добавил он, глядя на корейца. Затем вернул взгляд на Корбина: — Плод очень маленький. В целом, малыш развивается хорошо, но стрессы и пренебрежение здоровьем сыграли свою роль. Похоже Элора не очень заботилась о питании и не принимала витамины.
— Я об этом ничего не знаю. При мне она питалась хорошо. А когда приходила от врача, всегда улыбалась.
Джона вздохнул.
— Тем не менее, она сейчас в палате с капельницей бледная как полотно. Из Нью-Йорка я её точно не выпущу, пока не родит. Опасны ей перелёты.
— Я всё понял.
Пока Джона и Корбин разговаривали о финансовой стороне дела, Тхэ Мин ответил на срочный звонок. Его спохватились и требовали вернуться в Сеул. Его вольный отъезд в Америку мог грозить штрафом компании. Сочинив историю про друга, нуждающегося в помощи, он пообещал вылететь первым рейсом. После чего, перед тем, как Корбин отправился к Элоре, Тхэ Мин сообщил, что вынужден уехать.
— Я хотеть, чтобы ты сказать мне что стало с Элора, окей? Я волнуюсь за она.
— Не волнуйся. Я её не оставлю. Езжай со спокойным сердцем.
Проводив корейца, Корбин поднялся к сестре. В палате царил полумрак. Элора спала. К животу были прикреплены провода, а машина рядом с кроватью показывала жизнедеятельность малыша. Корбин долго смотрел на непонятные линии, затем переключился на сестру.
— Не знаю теперь, радоваться ли этому ребёнку, — прошептал он. — Если он отберёт тебя, я не смогу его принять. Так что борись, сестрёнка. Доктор сказал, что жизни твоей ничего не угрожает, но ты потеряла много крови и на восстановление уйдёт много времени.
Что-то резко пиликнуло, затем Корбин увидел, как всего на секунду на животе появился бугорок. Он исчез так же быстро, как и возник. Ребёнок шевелился, он жил.
— Я всё же видел тебя потрясной гонщицей, а потом девушкой Зака. Почему всё так резко изменилось? Кто виноват? — Корбин погладил сестру по руке, описал круг возле катетера, провёл нежно по пальцам. — Фаррен? Забдиель? Читтапон? Ты сама? Или мы — твоя семья? Сам я никогда не найду ответа на этот вопрос.
Взяв у стены стул, он оседлал его и сидел в молчании, слушая писк машинки, пишущей сердцебиение неродившегося человечка.
~~~
Дэниел толкнул Фаррен на кровать, а сам лёг сверху, прижав своим весом так, что она не в силах была свободно дышать. Руки он завёл девушке под спину, заставив извиваться.
— Непохоже это на тебя, Дэниел, — забеспокоилась она.
А он смотрел на стальные волосы, разбросанные по подушке, на чуть приоткрытые губы, густо накрашенные тёмной помадой, и на зелёные глаза, в которых отражался вопрос. Дэниелу нравилась такая Фаррен — беззащитная и неподвижная. В данную минуту она покорная, и можно идти в наступление. Дэниела Бессона ещё ни одна бабёнка не обвела вокруг пальца.
— Хочу тебя, — с улыбкой произнёс он. — А ты?
— Ты же знаешь, дорогой, я…
— Хочу грубо.
— Что? — девушка задёргалась. — Дэниел мне неудобно…
— А мне нравится. Мне интересно, какие фантазии тебя посещали, когда ты задумала похитить Читтапона, — томно, даже сексуально проговорил, довольствуясь тем, как округляются глазки милой Фаррен, превращая её в испуганную лань. Корбин не хотел рассказывать, но Дэниел выпытал. Теперь он знал всё, что произошло с Элорой. И хотя сестра никогда не заботила его, всё же было неприятно. В данной ситуации Фаррен могла и им воспользоваться, а это уже серьёзно. — Молчишь? Ты мечтала о корейце, а он достался Элоре. Ясно теперь, почему ты устроила истерику, явившись к моей сестре.
— Я задумывала это как игру, не более.
— Игру? — Дэниел усмехнулся и ещё сильнее придавил её своим весом. — А со мной ты тоже играешь?
— Нет. С тобой я не играю.
Фаррен извивалась, пыталась высвободиться, но Дэниел был очень сильным. Не зря же в армии служил и в спортзале качался.
— Как же ты это докажешь?
Хороший вопрос — как? Фаррен понятия не имела, как могла бы доказать искренность чувств, каковых нет. Не игра, но запасной вариант — она бы это так назвала.
— Я дам то, чего ты хочешь, — кокетливо произнесла она и потянулась к его губам. — Хочешь животного секса? Ты его получишь. Поцелуй меня.
Почувствовав превосходство, Дэниел прильнул к её губам. Казалось, очень просто приручить буйную козочку. Дэниел ликовал в душе. Но недолго. Резкая боль заставила его не просто отпрянуть, а вскочить на ноги, освободив при этом свою «добычу». Громко ругаясь, он пошёл в ванную.
— Твою мать! Фаррен, ты прокусила мне губу! — орал он, одновременно промывая ранку водой.