— Забавно? — моему возмущению не было предела. — Ты должна была предупредить меня заранее, чтобы у меня хотя бы был выбор. Я не подписалась бы на это дерьмо, знай я о похищении! И ничего в этом забавного я не вижу!
Фаррен расхохоталась.
— Поздно, подруга. Он уже у нас, и ночка обещает быть жаркой.
Нет, это не моя подруга. Это не та Фаррен, которую я знаю большую часть моей жизни. Как она могла пойти на преступление? Да у нее не все в порядке с головой!
Свернув с главной дороги, я начала тормозить. Фаррен завопила, требуя вернуться на дорогу и ехать туда, куда она велит. Ничего не помогало, я упиралась и кричала, что не собираюсь в этом участвовать. Мой отец слишком известный человек в городе, чтобы я так его опозорила. Нет, нет и нет!
Потасовка в кабине усиливалась, мои ноги соскальзывали с педалей, а потом едва их нащупывали. И я ведь почти остановила фургон, когда Фаррен резко крутанула руль на себя, а моя нога угодила на педаль газа. Фургон занесло вправо, где был небольшой склон. Этого хватило, чтобы машина повалилась на бок, а затем встала на крышу. Что было дальше, я не помню. Последнее, что почувствовала — боль в голове, а потом потеряла сознание.
Приятное пение птиц ласкало ухо, наполняя душу сладким чувством покоя. Я хотела открыть глаза, но слабость, такая неожиданная и жуткая, не позволила этого сделать. Заставив себя пошевелить рукой, я потянулась к голове, но ничего не нащупала. Всё мое тело одеревенело, а голова пульсировала тупой болью.
— Фаррен, — осипшим голосом позвала подругу. Никто не ответил.
Наконец, я смогла открыть глаза и осмотреться. Надо мной — руль и сиденье. Точно же… фургон перевернулся и сейчас стоял колёсами вверх. А где Фаррен? Почему такая тишина? Наверное, она отправилась за помощью. Минут пять я лежала, чего-то выжидая, а заодно размышляя над тем, что произошло. Но чем дальше уходило время, тем сильнее росла моя тревога. Чтобы подняться и выбраться из перевёрнутой машины, требовалось сделать усилие. Я не знала, сколько так пролежала в неподвижном состоянии. В ногах и руках я чувствовала лёгкое, но неприятное покалывание. Лобовое окно оказалось разбитым и я дважды порезалась об осколки стекла. Не обращая внимания на боль и слабость, я выбралась из машины и, встав ногами на сухую землю, замерла.
Ни души. Лишь ясное небо над головой, несколько кустарников, желтая трава и перевёрнутый фургон. Первая мысль: «Меня бросили здесь одну». Помимо меня и Фаррен в фургоне находились ещё шесть девочек и этот — поп-звезда. Где они? Медленно шагая и хромая на одну ногу, держалась за стены фургона и думала о том, как так получилось, что лучшая подруга бросила меня здесь, словно я никогда для нее ничего не значила. Да и куда она сама могла подеваться? Мысленный ответ вызывал во мне жгучую горечь бессилия. Папа всегда твердил мне, что в нашем мире богатых и успешных отношения между людьми строятся не на доверии друг к другу, а на выгоде и невыгоде, на расчёте и обмане. Так неужели Фаррен меня обманула?
Моё внимание привлекло солнце. Мы ехали на запад, и перед аварией наблюдали последние лучи. Сейчас я стояла в противоположном направлении, глядя на восток. Я зажмурила глаза, с ужасом осознав, что уже утро. То есть я пролежала без сознания всю ночь! Откуда-то из потаенных глубин брызнули слёзы обиды. Обессиленная я упала на колени, закрыла лицо ладонями и затряслась от рыданий. Впервые в жизни я чувствовала себя преданной, униженной и брошенной подругой, в которой души не чаяла.
Когда я успокоилась и убедила себя, что не время страдать, поднялась на ноги и решительно собралась выбираться отсюда. Своей сумки с телефоном я в кабине не обнаружила, поэтому принялась ее искать рядом с машиной, надеясь, что она вывалилась из окна при падении. Но меня ждало куда более сильное потрясение, стоило начать обходить фургон с другой стороны. Сначала в глаза бросились ботинки достаточно большого размера, а потом я узнала одежду и поняла, что это тот парень — как его там? Звезда, в общем.
Упав рядом с ним на колени, я похлопала его по щекам, затем позвала:
— Эй, очнись.
Парень не подавал никаких признаков жизни. Веки не дрожали, губы были почти белыми. Вспомнив, что обычно в таких случаях проверяют пульс, я приложила дрожащие пальцы к сонной артерии рядом с трахеей. При этом безостановочно молилась: «Только бы не труп, только бы не труп, только бы… живой!». Из груди вырвался истерический смех. Он живой! Наверное, как и я, потерял сознание. Но сколько бы я ни пыталась привести его в чувства, ничего не получалось. В фургоне не оказалось аптечки и теперь я стояла рядом с полуживым человеком, крутилась вокруг собственной оси, понимая, что мы здесь абсолютно беспомощны.