– Возьми меня за руку, – шепнул Читтапон, когда мы поравнялись на лестнице. – Твоя мама очень любопытная.
Я наиграно улыбнулась, взяла его за руку, а сама проворчала:
– За что мне это?
И вот мы остановились, чтобы разойтись по разные стороны. Читтапон великолепно играл свою роль – нежно убрал прядь моих волос за ухо, провёл пальцем по щеке. Со стороны любой мог подумать – влюблён как мальчишка, не иначе.
– Поцелуй «спокойной ночи»? Я заслужил.
– За нами наблюдают.
– Вот именно. – Он подмигнул мне, затем чуть громче сказал: – Я люблю тебя, красавица.
– Ух ты! – иронично воскликнула. Шёпотом, конечно. Затем набралась храбрости, приподнялась на цыпочках и прижалась губами к его щеке, проговорив ему на ухо: – А я тебя ненавижу.
– Это ненадолго, – пообещал самоуверенно кореец и пошёл по коридору к гостевой спальне.
Я ворвалась в свою комнату взвинченная. Зашла в ванную комнату, включила воду и покидала туда успокаивающей соли. Мне срочно нужно было отвлечься. Но мозг упрямо думал о нём, ведь у парня болит голова, а я не соизволила дать ему обезболивающее. Спустя пять минут я спустилась вниз и попросила нашу служанку Клэрис отнести Читтапону таблетку и стакан воды, объяснив это тем, что у него разболелась голова от перенапряжения.
– Какая же вы заботливая! – восхищённо сказала Клэрис.
– Я человечная, – ответила, а про себя добавила: «Не то, что некоторые».
Когда я вернулась к себе, мой телефон отплясывал шаффл на кровати. Сердце ухнуло куда-то вниз, когда на экране увиделаегоимя. Я так боялась этого звонка.
Не стану отвечать.
Что за трусость?!
Телефон замолчал в тот момент, когда я взяла его в руки. Если перезвонит, тогда отвечу, решила я и пошла «откисать» в ванной. Он не перезвонил. Я переоделась в пижаму, высушила волосы, потом посмотрела на часы. Они показывали почти полночь. Я не находила себе места, считая, что должна поговорить с ним. Этот парень сделал для меня невозможное, я не могла вот так его проигнорировать. Гипнотизировать его номер больше не было смысла, я нажала на «вызов» и затаила дыхание.
– Я думал, ты не хочешь со мной говорить, – сказал Забдиель сразу после слов приветствия.
– Нет, я… была занята весь день.
– Понятно.
Мы замолчали. О чём говорить-то? У меня сердце в горло отдавало, ещё чуть-чуть и раскашляюсь.
– Эрик сказал, что ты заплатила, – снова заговорил Забдиель. – Хочу вернуть.
– Ни в коем случае! Ты выручил меня и…этого, можно сказать, спас. Считай, что это моя благодарность.
– Элора, мне не нужны деньги. Если хочешь, то… можешь поужинать со мной. Я буду рад, а деньги не возьму.
У меня сразу же появилось чувство разочарования, на глаза слёзы навернулись. Он позвал меня на свидание. Ужин вдвоём явно не предвещал добрую крепкую дружбу. Уверена, что он мог бы перерасти в нечто большее. И я бы ни чуточки не была против, но… это невозможно.
– Боюсь, не получится встретиться.
– Почему? Э… прости, да, я понимаю, что…
– Я уезжаю.
После некоторого замешательства, неуверенно Забдиель спросил:
– На сколько?
– На долго. Может быть… Слушай, я буду приезжать в Орландо. Телефон у меня твой есть. Я даже адрес знаю, – произнесла с лёгким кокетством в голосе. – А деньги… если не хочешь брать, то порви чек. Но я…
– Береги себя, Элора. Ты можешь звонить, когда захочешь – хоть через год.
Кажется, он был расстроен. Свои чувства я и вовсе не могла описать словами. Хотелось плакать, а с другой стороны, всё швырять, разбить телефон, все стаканы в доме, убить корейца… Но тогда всё равно попаду в тюрьму. У меня был только один путь – под венец.
– Ты тоже береги себя, Забдиель, – ответила я, удивляясь, как голос не дрогнул.
После разговора с Забдиелем я села на кровать и долго сидела в одной неподвижной позе, думая о том, что произошло со мной за каких-то четыре несчастных дня. Кто до сих пор не верит в злой рок, то пора бы задуматься о его существовании. Судьба ни с кем и ни с чем не считается, это ни для кого не секрет. Я смотрела на потухший экран телефона, сокрушаясь из-за невозможности плюнуть на весь белый свет и строить отношения с Забдиелем. Но он – не моя судьба.
Выключила ночник и залезла под одеяло.
Вот и всё. Моя жизнь была отныне в золотой клетке.
~~~
Следующие несколько дней прошли как в тумане – я пыталась не думать о предстоящем отъезде в далёкую Корею, пыталась помириться с Корбином, но он упрямо твердил о том, что я его не люблю, раз так легко скрыла правду о своих отношениях с корейцем. Однажды вечером он мне много чего наговорил, уже и не вспомню всех подробностей.
А ещё приехал папа и как-то очень легко «спелся» с будущем зятем. «Зять» – ненавижу это слово! А также меня заочно тошнит от слова «муж».
Перед отъездом мама организовала семейный ужин, ей ведь запретили устраивать приём в нашу честь. Папа меня поддержал в этом вопросе, потому что разговаривал с Марком. Карьера Читтапона Ли должна остаться на первом месте. Поклонницы не будут рады жене певца, и это факт. Я даже Фаррен не позвала на ужин. О, упаси Боже ей узнать о том, что я выхожу за корейца замуж! Боюсь, последствия будут непоправимы, если она хоть как-то выдаст нас. Да, я струсила. Возможно, позови я её, не уехала бы из США. На самом деле я успела успокоиться и подготовить свой мозг к замужеству, посчитала, что лучше смириться с судьбой. Молодым и красивым не место в сырой тюрьме рядом с настоящими преступницами. Мне предстояла не такая страшная участь.
Однако в Корею мы не поехали. Читтапон привёз меня в родной город Чиангмай, чтобы познакомить меня с прекраснейшими людьми – его родителями. Я и не думала, что буду в восторге от них. Отец Читтапона Пимпорн Хонгсаван был отзывчивый и чрезвычайно доброй души человек, готовый сию секунду поделиться опытом и знаниями. Он рассказал мне о тайских традициях, но особенно мне пришёлся по вкусу рассказ о детстве Читтапона. Я и не знала, что у него китайские корни. Оказывается его мама Агун наполовину китаянка. Эта женщина мне тоже понравилась. Очень милая и улыбчивая. Английского она не знала, но Читтапон был рядом и переводил наш диалог, проявляя терпимость.
За день до отъезда в Бангкок, по просьбе матери Читтапона Агун, прямо в доме, где присутствовали только близкие друзья семьи и соседи, нам провели обряд обручения. Эта буддийская церемония прошла в ночь перед нашим отъездом. Днём мы посетили буддийский храм. Читтапон сказал, что мне не обязательно становиться буддистом, чтобы принять участие в церемонии и, фактически, многие европейские пары, вступающие в брак в Таиланде, выбирают буддийскую церемонию венчания. Проведение сего обряда само по себе не представляет легального брачного статуса. Для этого мы отправились в Бангкок, где нас официально расписали.
Без свидетелей.
Без гостей и празднования.
Без журналистов.
Кроме меня, Читтапона и официального представителя, который вручил нам свидетельство о браке, никого не было.
Кореец – на самом деле таец, но для меня он навсегда останется корейцем – купил мне стильное свадебное платье с юбкой до колен и без рукавов. Волосы я оставила распущенными. Читтапон где-то добыл искусственный тайский цветок и воткнул мне в волосы.
Сам жених облачился в кремовый костюм и, надо отметить, выглядел он очень даже ничего.
После регистрации брака Читтапон повёл меня в ресторан. Мы подъехали ко входу на арендованном «мерседесе» с водителем. Еда была на высшем уровне. Мы пили хорошее шампанское, ели обжигающие рот блюда настоящей тайской кухни.
Спустя час напряжение спало, и я даже смеялась над шутками Читтапона. Я была признательна ему за то, что он познакомил меня со своими родителями. В какой-то степени они помогли мне узнать их сына лучше. Прогулки с ним стали также полезными, ведь мы очень много разговаривали. Читтапон рассказал, как пробился в «звёзды» корейской эстрады, поведал немного о своей жизни. Я мало говорила о себе, потому что не была готова откровенничать и раскрывать парню свою душу. За две недели он стал мне не таким чужим. Да, я привыкла к его обществу.