– Просто спала, – сказал Корбин, а сам задумался. Он не верил в то, что Элора плакала лишь из-за того, что скучала. Как и не верил в то, что она только проснулась. Сестра давно ведёт себя не так, как раньше. Она что-то скрывает. Снова.
Механик отменился. Корбин прямиком поехал к Заку.
~~~
Попрощавшись с мамой и Корбином, я почти задохнулась от плача. Нола застигла меня в тот момент, когда я просматривала выступления Читта на ютубе. Глаза были на мокром месте, а услышав родные голоса, совсем раскисла.
Вон помог мне снять маленькую квартирку в центре Нью-Йорка, в престижном районе, с двумя спальнями, отдельным санузлом и студией. Когда он привёл меня сюда впервые, я сразу сказала «да» и даже предложила Вону занять вторую спальню, но он отказался.
Восстанавливая здоровье, я днями напролёт проводила за компьютером: читала или смотрела новости, изредка фильмы, читала книги, а когда становилось совсем тоскливо, открывала галерею с фотографиями Читтапона. Гулять выходила только за покупками или вместе с Воном. В последние две недели он был очень занят работой, поэтому уделял мне минимум времени. Мы могли поужинать вместе, после чего он ехал к себе в отель. Мне нравилось уважение, с которым он относился ко мне. Ни разу Вон не заставил меня нервничать или переживать. Если мы говорили о Читте, то вспоминали самое лучшее. Я очень любила говорить о нём. И Вон широко улыбался, когда я рассказывала забавные истории.
Мне сложно было вспомнить, чего Читт не знал и чего не умел. Он был умным и талантливым. Танцы и пение – это лишь малая часть того, что он умел. Он прекрасно играл в баскетбол, умел вертеть мячик на пальце; он увлекался вейкбордингом и даже пытался научить меня ещё в Тайланде. Я рассказывала Вону, как смешно выглядела, падая в воду. А Читт был прекрасен во всём. Он знал несколько сложных языков, легко решал любые кроссворды. А ещё он очень любил кушать. Он ел много и требовал полноценные завтраки с кимчхи и супом с яйцом и водорослями. Он любил маринованных угрей и лапшу. Он смешивал яйца с рисом и, легко орудуя палочками, просто заглатывал еду, едва прожевав. При этом Читтапон не полнел. Он много двигался и учил движению меня.
Я могла бы многое о нём рассказать и никогда не устану. Только Вону не всегда было приятно слушать о моей любви к Читтапону, поэтому я закрывала тему.
До самого вечера я промаялась, не зная, чем себя занять. То плакала, то просто застывала у окна. Сделала попытку позвонить Марку, но номер был недоступен. Я никогда ему не нравилась, и это понятно, ведь из-за меня Читт изменился. Из-за меня его не стало…
Вон заглянул ко мне почти в одиннадцать вечера, но я ещё не ложилась. Приняла душ, надела пижаму, но собиралась посмотреть фильм.
– Голоден? Или может чаю хочешь?
– Я поужинал, но от чая не откажусь, – ответил он, вешая куртку на крючок.
Обернувшись, я быстро оценила его чёрную рубашку и белые брюки. А потом заметила перемены во внешности. Волосы были подстрижены горшком и покрашены в пшеничный цвет. Он выглядел по-нашему стильно.
– Мне нравится твоя новая причёска, Вон.
– Спасибо. За время карьеры что только со мной ни делали!
– Розовые волосы? Как его? У Тхэ Ёна были розовые волосы.
– Нет, я в розовый волосы не красил. Голубые были, да, в одном из видеоклипов. А Тхэ Ён был и салатовым, и просто белым и каким только не был. По сути, он ребёнок.
– С чего ты взял?
– Доводилось ездить с ним и с другими ребятами за город. Он один спать не может.
– Да ладно? – я хохотнула. – Сколько ему?
– Двадцать пять.
– И он боится спать один? – и я расхохоталась, когда Вон кивнул. – Поверить не могу!
– А ещё он может чистить зубы и уснуть на целых тридцать секунд. А потом резко, как по щелчку, очнуться и продолжить чистить зубы.
Я покатывалась со смеху. Вот бы не подумала! Но вдруг рука Вона оказалась поверх моей.
– Расскажи, лучше, как провела день.
– Э… ничего особенно, – поднявшись, начала суетливо убирать кружки со стола. – Хочешь посмотреть со мной фильм?
– Пожалуй, хочу. Мне необходим отдых.
Мы устроились на диване перед большим телевизором. Я достала всякие разные снэки и колу. С моего разрешения Вон снял с себя рубашку и остался в одних брюках. Меня не смутил обнаженный торс парня, даже внимания не обратила… в первые минуты просмотра. А потом я стала остро реагировать на соприкосновения моей руки с его кожей. Но это продлилось недолго, я вникла в сюжет фильма и больше не думала о Воне рядом с собой. Он, в свою очередь, разлегся, широко расставив ноги, и скучающим взглядом смотрел на экран.
Фильм оказался очень грустным. В голову снова полез Читтапон, и я прослезилась. Потом вдруг сказала:
– Мама с братом звонили.
Вон повернул голову и внимательно посмотрел на меня. Его лицо не выражало эмоций, он просто ждал.
– Мне было трудно с ними говорить. Мама упомянула Читта, говорила о нём, как о живом, и мне… мне… – я начала всхлипывать, и Вон притянул меня к себе. – Мне ужасно одиноко, Вон. Я хочу домой, но понимаю, что сама не смогу признаться им, что больше ничего нет… нет Читта, нет счастливого отпуска, нет…
У меня перед глазами снова встала картина того дня и Читт, который произносил свои последние слова: «Люблю тебя, чаги». Я разрыдалась, уткнувшись в плечо Вона, а потом почувствовала, как он прижимает меня к себе, успокаивая, и ещё крепче прильнула к нему.
– Я не выдержу, – сквозь рыдания простонала я. – Не выдержу… Помоги, Вон…
Нежные пальцы коснулись подбородка, Вон поднял мою голову, а в следующую секунду мы уже целовались. Я застыла, когда он медленно убрал волосы с моего плеча и провёл кончиком носа вдоль шеи до мочки уха, отчего на моём теле дыбом вставали волоски. Потом он медленно целовал каждый дюйм кожи, возвращаясь от чувствительного места к плечу. Закрыв глаза, я прислушалась к ощущениям. Со следующим глубоким поцелуем я потеряла способность соображать.
Сегодня, я уверена, Вон делал это намеренно, вынуждая меня отбросить печальные мысли и просто раствориться в ощущениях.
Возможно, это было неправильно. Только что должно удержать меня от этих действий? Одиночество стало слишком невыносимым, а скорбь до боли пугающей, и я хотела перестать думать, вспоминать и плакать.
В какой-то момент Вон помог мне сесть на него. Он наполовину лежал и теперь смотрел на меня снизу вверх. Протянув руки к моей шее, завёл назад, прихватив с собой волосы, и привлёк меня к себе. Мои губы раскрылись, и он тут же завладел ими.
Читтапон при этом не отпускал мои мысли. Внезапно вспомнила, как он любил сажать меня на себя и проделывать такие вещи, о которых можно только мечтать. Не знаю, что толкнуло меня, но я больше не хотела Вона. Я представила, что его руки – это руки Читта, скользящие по моей спине; пальцы Читта, не Вона, приподняли край мой шелковой рубашки и проникли в самые сокровенные места.
Через минуту я сидела без пижамной рубашки и без бюстгальтера. Вон вошёл во вкус, лаская моё тело руками и языком. А я видела Читта, отчего на душе становилось легче, словно его дух был здесь и управлял телом друга, чтобы доставить мне удовольствие.
– Тебе хорошо? – томным шёпотом спрашивал Вон.
– Да, – отвечала я, требуя новых поцелуев, пытаясь не думать о полных губах Вона, потому что у Читта губы были тонкие и практически не ощущались при поцелуе. В данном случае я чувствовала разницу, но усиленно отвергала её.
Аккуратно взяв меня за бёдра, Вон подсадил меня на свой торс. Мои ноги обвили его, словно вьющееся растение. Он отнёс меня в спальню и положил на кровать. Машинально прогнулась, сомкнув веки, а через секунду почувствовала вес его тела на себе. Не отрываясь от моих губ, он избавлялся от оставшейся одежды.
А я приговаривала про себя: «Это Читт. Это Читт. Сейчас я люблю его, и плевать, что тело чужое».
Вон не торопился. Взял одну мою руку, вытянул, прижал к подушке, следом вторую. Открыв на мгновение глаза, я увидела, как он смотрит на меня.
– Всё будет хорошо, Элора, – проговорил он и вошёл в меня.