Затем залп тяжелых орудий прогремел на севере, и Шарп обернулся и увидел, что края занятого британцами плато заволокло пороховым дымом — это батареи главного калибра послали свои грозные снаряды на восток.
— Лягушатники снова напали на деревню, — сказал Шарп.
— Не самое удобное место, чтобы драться, — сказал Харпер.
— Радуйтесь, что мы здесь, а не там, парни.
— И молитесь, чтобы педерасты не прикончили нас здесь, — добавил сержант Латимер уныло.
— Все равно придется умирать когда-нибудь, не так ли, мистер Шарп? — спросил Перкинс.
— Сделай это в своей постели, Перкинс, с Мирандой возле тебя, — ответил Шарп. — Ты заботишься о девочке?
— Она не жалуется, мистер Шарп, — сказал Перкинс, вызвав тут же целый хор насмешек. Перкинс все еще страдал без своей зеленой куртки и весьма сожалел об утрате мундира с черной нарукавной повязкой, обозначающей, что он Избранный — отличительный знак, даваемый только лучшим и самым надежным стрелкам.
Фургон покачнулся, пересекая глубокую колею, проложенную каким-нибудь фермером, которая вела на юг через рощу к дальним деревням, наводненным французами. 7-я дивизия перемещалась на север, со стороны леса к плато, в то время как недавно прибывшая Легкая дивизия развертывалась за более широкой дорогой, ведущей в Португалию. Отступающие батальоны двигались медленно, со скоростью улитки, что объяснялось множеством раненых в их рядах, но по крайней мере они шли непобежденные, под развевающимися знаменами.
Кучер фургона натянул вожжи, чтобы остановить лошадей среди деревьев, где Легкая дивизия разбила временный лагерь. Два хирурга раскладывали ножи и пилы на брезенте, расстеленном под дубами, в то время как полковой оркестр играл на расстоянии нескольких ярдов. Шарп велел стрелкам оставаться с фургоном, пока он не получит приказ.
Легкая дивизия выстраивалась в несколько каре на равнине между лесом и дымящимися деревнями. Французская кавалерия гарцевала вдоль фронтов каре, пытаясь спровоцировать залпы, бесполезные на слишком большом расстоянии. Британская кавалерия стояла в резерве, ожидая, пока французская не подойдет слишком близко. Шесть пушек конной артиллерии стреляли по французским орудиям, в то время как группы стрелков занимали скальные обнажения, выступавшие на равнину. Генерал Кроуфорд, раздражительный командир Легкой дивизии, пришел спасать три с половиной тысячи солдат и офицеров 7-й дивизии, а теперь перед теми тремя и половиной тысячами стояли четыре тысячи французских кавалеристов и двенадцать тысяч французских пехотинцев. Пехота выдвигалась в колоннах от Поко Велья.
— Шарп? Что, черт возьми, вы делаете здесь? — Бригадный генерал Роберт Кроуфорд, с жестоким и недовольным выражением лица, смотрел на Шарпа. — Я думал, вы покинули нас и присоединились к бездельникам дивизии Пиктона.
Шарп объяснил, что он доставил фургон боеприпасов, который теперь ждет среди деревьев.
— Пустая трата времени тащить нам боеприпасы, — отрезал Кроуфорд. — У нас и так много. И почему, черт возьми, вы занимаетесь доставкой боеприпасов? Понижены в должности, не так ли? Я слышал, что вы попали в опалу.
— Я исполняю административные обязанности, сэр, — сказал Шарп. Он знал Кроуфорда еще по Индии, и как у любого стрелка в британской армии, у Шарпа было сложное отношение к «Черному Бобу» — порой он негодовал на строжайшую, невыносимую дисциплину, которую тот требовал, но также и признавал, что в лице Кроуфорда армия имеет военачальника, почти столь же талантливого, как сам Веллингтон.
— Они собираются пожертвовать вами, Шарп, — сказал Кроуфорд беззаботно. Он не смотрел на Шарпа, но вместо этого наблюдал за большой группой французских кавалеристов, которые готовились к совместной атаке против его недавно прибывших батальонов. — Вы расстреляли пару лягушатников, не так ли?
— Да, сэр.
— Неудивительно, что вы в опале, — сказал Кроуфорд и расхохотался. Его верховые адъютанты собрались в плотную группу за спиной генерала. — Приехали один, Шарп, или как?
— Со мной мои зеленые куртки, сэр.
— И педерасты еще не забыли как воевать?
— Я думаю, что они помнят, сэр.
— Тогда постреляйте для меня. Вот ваши новые административные обязанности, мистер Шарп. Я должен держать дивизии на безопасном расстоянии от пехоты лягушатников, а значит, на нас набросятся вся их артиллерия и вся кавалерия, но я надеюсь, что мои стрелки изведут лошадей и убьют проклятых пушкарей, и вы можете помочь им. — Кроуфорд обернулся. — Баратт! Распределите боеприпасы и отошлите фургон назад с ранеными. Идите, Шарп! И смотрите в оба, мы не хотим, чтобы вы остались здесь одни.
Шарп колебался. Это был опасно — задавать вопросы Черному Бобу, человеку, который ждал мгновенного повиновения, но слова генерала заинтриговали его.
— Значит, мы не остаемся здесь, сэр? — спросил он. — Мы возвращаемся к горному хребту?
— Конечно, мы возвращаемся, черт подери! Какого черта, вы думаете, мы пришли сюда? Чтобы совершить самоубийство? Вы думаете, что я тащился сюда для того, чтобы дать проклятым лягушатникам потренироваться в стрельбе? Да провались они все в ад, Шарп!
— Да, сэр. — Шарп отбежал, чтобы собрать своих людей, и почувствовал, как на него нахлынула внезапная волна страха, смешанного с надеждой.
Потому что Веллингтон оставлял дорогу назад в Португалию. Теперь не будет никакого безопасного отхода, никакого организованного отступления через броды Коа, потому что Веллингтон отдавал эти дороги противнику. Британцы и португальцы должны стоять и сражаться, и если они проиграют, то они умрут, и с ними умрут бы все надежды на победу в Испании. Поражение теперь означало не только то, что Алмейда будет освобождена, но что британская и португальская армия будут уничтожены. Фуэнтес-де-Оньоро стало битвой на смерть.
Глава 10
Первое воскресное наступление на Фуэнтес-де-Оньоро было предпринято теми же самыми французскими пехотинцами, которые нападали за два дня до того и с тех пор занимали сады и дома на восточном берегу ручья. Они собрались тихо, используя каменные ограды садов и огородов, чтобы замаскировать свои намерения, и затем, без единого залпа и даже не потрудившись выпустить линию застрельщиков, синемундирная пехота ринулась через полуразрушенные ограды вниз, к ручью. У шотландской пехоты в обороне было время для одного залпа, и потом французы были уже в деревне, карабкаясь на баррикады и перескакивая через стены, обрушенные гаубичными снарядами, которые падали среди хижин два часа кряду после рассвета. Французы оттеснили шотландцев глубоко в деревню, где один отряд наступающих загнал две роты горцев в тупик. Нападавшие довели загнанных в угол солдат до безумия, заливая узкое русло переулка лавой мушкетного огня. Некоторые из шотландцев пытались убежать, обрушив стену дома, но французы ждали их и на той стороне и встретили падение стены еще большим количеством мушкетных залпов. Выжившие горцы забаррикадировались в домах по обеим сторонам переулка, но французы беспрерывно стреляли в окна, смотровые щели и двери, затем подогнали легкую пушку, начавшую стрелять вдоль переулка, пока наконец со всеми своими офицерами, убитыми и ранеными ошеломленные горцы не сдались.
Нападение на загнанных в угол горцев отвлекло людей от главной атаки вверх по центральной улице деревни в гору. Варвикцы, снова бывшие в резерве, спустились с плато, чтобы помочь оставшимся шотландцам, и вместе они сначала остановили французов, затем отогнали их к потоку. Сражаться приходилось на смертельно короткой дистанции. Мушкеты извергали пламя в каком-нибудь футе от их целей, а после выстрела солдаты использовал их как дубины или кололи врага штыками. Все они охрипли от крика и от того, что дышали дымом и пылью, которые висели в воздухе среди этих узких, кривых улочек, где в сточных канавах текла не вода, а кровь и где мертвые тела использовали, чтобы забаррикадировать каждую дверь и каждое крыльцо. Шотландцы и варвикцы пробили себе дорогу под гору, но каждый раз, когда они попытались выбить французов из последних домов, недавно установленные в садах пушки открывали огонь картечью, заливая нижние улицы деревни и переулки грохочущим градом смерти. Кровь стекала к ручью. Защитники деревни были оглушены треском мушкетов и громом артиллерии, но не настолько оглушены, чтобы не слышать зловещую дробь приближающихся барабанов. Новые французские колонны пересекали равнину. Британские пушки с горного хребта рубили шеренги надвигающихся войск пушечными ядрами и осыпали их сверху шрапнелью, но колонны были огромны, а орудия у обороняющихся немногочисленны, так что великое множество солдат продолжили движение вперед к восточным садам, откуда с воинственными криками дикая орда в косматых черных киверах устремилась через ручей в деревню.