Гитлер не позволил Гальдеру договорить:
– Вы, Гальдер, ведете речь о легкораненных, тогда как рейх нуждается в здоровой рабочей силе. Я повторяю – здоровой! – Фюрер метнул сердитый взгляд на начальника Генштаба сухопутных войск.
– Колонны здоровых военнопленных, мой фюрер, движутся в направлении Германии, – вставил реплику Йодль.
– Вчера вы докладывали мне об этом, Йодль, – не глядя на «главного оператора» вермахта, возразил Гитлер и тут же обратился к Кейтелю: – Фельдмаршал Кейтель, я прошу вас лично разобраться с этой неприятностью в Смоленске. Почему она стала возможной? В противном случае колонны пленных могут и не дойти до Германии.
Браухич и Гальдер недоуменно переглянулись между собой. Что за «неприятность» имеет в виду фюрер?
Кейтель имел обыкновение вставать, когда к нему обращался Гитлер. И теперь он встал:
– Мой фюрер, я прошу привлечь к расследованию событий в Смоленске и представителя командования ОКХ.
Гитлер, не раздумывая, согласился:
– Пусть это будет Хойзингер. Я не возражаю, Кейтель. Гитлер прошел к окну, резко повернулся к залу:
– Командование сухо путных войск ведет речь о лечении легко раненных пленных, а тут расстреливается пять тысяч здоровых солдат, которыми можно укомплектовать четыре-пять заводов рейха, остро нуждающихся в рабочей силе.
Загадочная «неприятность» для Браухича и Гальдера постепенно стала приоткрываться. Установившуюся было паузу нарушил генерал Йодль. Он пользовался особым расположением Гитлера и нередко, когда это не грозило неприятностями, позволял себе даже возражать ему:
– Мой фюрер, я считаю, что Кейтелю не следует лететь в Смоленск для расследования причин расстрела военнопленных. Никакой крамолы со стороны командования группы армий «Центр» в этом факте нет. Несколько затаившихся комиссаров спровоцировали массовый побег на узкой городской улице, и это вынудило конвойную охрану применить оружие. Следует запросить от фельдмаршала фон Бока подробный доклад по поводу случившегося и тем исчерпать сам вопрос.
Гитлер крадучись приблизился к генералу Йодлю.
– Вы, Иодль, сознательно преуменьшаете ущербность происшедшего. Я допускаю расстрел трех-четырех сотен смутьянов, но пять тысяч – это недопустимо. Из шестисот тысяч пленных, взятых под Киевом, до рейха дошло менее пятидесяти тысяч. Еще один призыв рабочих в вермахт – и на заводах некому станет работать.
Тон разговора Гитлера стал уже другим. На смену назиданию и угрозе пришло рассуждение, попытка замять дело компромиссом. Чувствуя податливость фюрерa, Йодль умело расставлял акценты, толкал к новым решениям.
– Пять тысяч пленных, мой фюрер, тоже не решат проблему. Но подобные рецидивы следует исключить из практики войск. ОКВ подготовит от вашего имени строгий приказ о порядке перемещения военнопленных, а командование сухопутных войск обеспечит его пунктуальное исполнение.
– Ваше предложение, Йодль, безусловно, импонирует мне, и, как Верховный Главнокомандующий, я его утверждаю. Фельдмаршал Кейтель остается в Главной Ставке…
В ночь на 8 августа наши самолеты нанесли первый бомбовый удар по Берлину. И далее налеты продолжались вплоть до 4 сентября, потому что ни Главком ВВС Геринг, ни ПВО столицы рейха не имели возможности их предотвратить. В этот же день войска 19-и 30-й армий Западного фронта перешли в наступление восточнее Духовщины.
8 августа Ставка Верховного Командования была преобразована в Ставку Верховного Главнокомандования. Председатель ГКО – Сталин стал Верховным Главнокомандующим. Вечером в телефонном разговоре с Кирпоносом он обратился с просьбой к Военному совету Юго-Западного фронта – принять все меры для защиты Киева.
Генерал-лейтенант Еременко ехал в столицу с большой тревогой. Он не знал, как будут оценены Сталиным его действия в районе Смоленска и сам факт сдачи города противнику. Телефонные распоряжения по этому поводу он передал не генерал-лейтенанту Лукину, связь с которым была уже потеряна, а генерал-лейтенанту Курочкину, не получив согласия на то ни маршала Тимошенко, ни Ставки. Напротив, обе эти «высшие инстанции» требовали обратного – удержания Смоленска во что бы то ни стало. Как-то на это его «самоуправство» посмотрит Сталин?
Верховный поздоровался с Еременко за руку и тут же предоставил слово начальнику Генштаба. Маршал Шапошников обрисовал положение сторон на фронтах, особо выделил наиболее угрожаемые направления. Когда он закончил свой доклад, Сталин, который все это время медленно ходил взад-вперед по кабинету, остановился перед бывшим командующим Западным фронтом, негромко спросил: