Со ссылкой на Шаскольского Л.С. Клейн и в 2009 г. однозначно постулирует излюбленное положение норманистов: «Не вызывает сомнений норманнская принадлежность сожжений в ладье…»{204}Однако, трактуя ритуал сожжения в ладье как исключительно скандинавский, норманисты игнорируют прямое указание скандинавского же автора XII в. Саксона Грамматика, что данный ритуал был установлен у прибалтийской руси еще в гуннскую эпоху. В более позднюю эпоху данный ритуал зафиксирован у западных славян. Немецкий археолог А. Пауль пишет: «Хотелось бы обратить внимание на то, что обряд погребения в ладье, традиционно связываемый со скандинавами, был хорошо известен и у балтийских славян не позднее чем с VIII века. В уже упоминавшемся ральсвикском могильнике было найдено два лодочных захоронения: подкурганные кремация и ингумация в ладьях. Ингумация датируется концом X или началом XI в., в то время как датировка кремации невозможна и, следовательно, должно приниматься во внимание все время существования могильника в VIII–XII вв. Кремация произведена на месте, и по этому признаку захоронение может быть рассмотрено как славянско-скандинавский тип А. Из могильника другого значительного ремесленного поселения Гросс-Штремкендорф рядом с Висмаром известно 6 лодочных захоронений — 5 урновых, оставленных в кораблях размером 5–15 м и одна ингумация в расширенной однодревке. Одно из этих урновых захоронений в лодке датировано по керамике концом VIII в., но и другие не могли относиться ко времени позднее начала IX в., так как позднее перестало существовать само поселение. К VIII в. относится и найденное в 2000 г. лодочное захоронение в Менцлине. Не менее 20 лодочных ингумаций в расширенных одно древках известно с острова Узедом в устье Одера. Однотипные им лодочные захоронения найдены также и в других поморских городах — Цедыне, Волине, Кезлине.
Также хорошо подтверждается археологией и бытовавший на юге Балтики обычай помещения в захоронения корабельных частей, от которых к моменту раскопок в большинстве случаев оставались лишь корабельные заклепки и, в более редких случаях, части деревянных планок»{205}. Соответственно, обряд захоронения в ладье отнюдь не является 100% доказательством скандинавского присутствия, как это хотелось норманистам.
Таким образом, мы видим, что на основании лишь разрозненных находок, приписываемых скандинавам либо действительно являющихся скандинавскими, при отсутствии достоверно скандинавских погребений, то есть фактически без каких-либо объективных оснований, туземные норманисты только на основании собственных идеологических установок чудесным образом постепенно увеличили число скандинавов, захороненных в Гнездове с одного, о котором первоначально говорил Т. Арне, до двухсот пятидесяти. Благодаря этому оно и превратилось в место, где этническая принадлежность остальных трех четвертей погребений является неопределенной, славян «вероятно… было не слишком много», а «единственно этнически определенными комплексами являются погребения со следами скандинавского погребального обряда», принадлежавшие многочисленным «волнам скандинавов, проходившим через Гнездово». Тенденциозность подобного рода построений очевидна: основная масса могильников в Гнездове, в которых, по утверждению Д.А. Авдусина в 1949 г., «черты славянского обряда наблюдались постоянно», превращалась в этнически неопределенную массу, а количество приписываемых скандинавам захоронений многократно преувеличивалось. За подобную ловкость рук, проявленную за карточным столом, еще в XIX в. с позором изгоняли из приличного общества, теперь же это оказывается вполне приемлемым научным приемом. Лишь благодаря ему из Гнездова и удалось создать опорный пункт норманнов в самом центре славянских земель Восточной Европы, псевдонаучный миф о котором и был запущен как в научную литературу, так и в массовое сознание.