На отмеченные противоречия в тексте ПВЛ первым обратил внимание еще Д. Иловайский, однако подробно рассмотрел текст Сказания о призвании варягов А.А. Шахматов в начале XX в. Вывод этого крупного исследователя истории отечественного летописания был категоричен: «Правда, летописец отождествляет русь и варягов в этом своем сказании, но он делает это так неловко, что позволяет заподозрить в замечании о тождестве Варягов и Руси позднейшую вставку. (…) Слова “к Руси… и тако и си Русь” имеют характер вставки, нарушившей первоначальную нить рассказа, повествующего о призвании Варягов»{30}. Хоть данный вывод и был сделан ученым, имеющим авторитет в академических кругах, однако при его оценке следует иметь в виду несколько обстоятельств.
Во-первых, то, что казалось исследователю XX в. неловкой вставкой, а именно выражение «идаша за море къ Варлгомъ к Русі», летописцу XII в. вполне могло казаться необходимым уточнением, конкретизирующим положение призываемого варяжского племени. Во-вторых, сделанный вывод о поздней вставке в первоначальный текст был необходим А.А. Шахматову для обоснования своей концепции происхождения Руси. Суть этой достаточно путаной концепции сводилась к следующему. Начиная с IX в. или даже ранее скандинавы осуществляют набеги на территорию будущей Руси и делают ее предметом «торгово-промышленной эксплуатации». От финнов славяне заимствуют имя русь для обозначения варягов-скандинавов. Казалось бы, если славяне действительно заимствовали у финнов имя Русь для обозначения скандинавов, то и появиться оно должно было у них в первую очередь на севере. Однако север, по мысли А.А. Шахматова, был социально-экономически неразвит и не дозрел до образования государственности, поэтому имя руси оставалось «этнографическим обозначением варягов» и исчезло с их изгнанием. Юг России был более развит, и, когда скандинавы явились туда, по их имени руси и стало называться «созданное ими государство и покоренные ими племена». Возникнув в первой половине IX в., Русское государство на юге стало угрожать северу, что и побудило новгородцев призвать варягов. Первоначально созданное на севере, Сказание о призвании варягов не отождествляло их с русью, однако когда его переделывал южный летописец, то он помнил, что имя руси обозначало когда-то варягов и отождествил два этих понятия. Вся эта путаная концепция понадобилась А.А. Шахматову для того, чтобы согласовать отстаиваемый им постулат о скандинавском происхождении руси со ставшими известными к тому времени данными о существовании руси на юге до призвания варягов. Даже на первый взгляд кажется странным все построение о финском происхождении имени руси, а об имени объединения чуди, словен, кривичей и веси, — кажется шито белыми нитками. Особенно странной кажется такая коллективная амнезия для чуди и веси, родственных финнам племен, поскольку, по убеждению норманистов, именно от финнов к славянам пришло имя руси. Ни в одном источнике не встречается даже намека на угрозу этой северной конфедерации со стороны Южной Руси перед призванием Рюрика. Наконец, раскопки Ладоги и окрестных территорий показывают достаточно высокий уровень развития северного региона, что полностью опровергает исходный постулат гипотезы А.А. Шахматова о невозможности распространения имени Руси на севере из-за отсутствия там предпосылок для возникновения государственности. В-третьих, о происхождении дошедшего до нас в ПВЛ Сказания о призвании варягов имеются и другие мнения. Так, например, А.Л. Никитин полагает, что поздней вставкой в Сказание является само упоминание варягов
{31}. В обоих случаях все эти реконструкции первоначального летописного текста несут на себе довольно сильную печать гипотетичности.