Генерал Омар Брэдли, командир 12-й группы армий, был еще спокойнее, находясь глубже в тылу, в отеле «Альфа» в Люксембурге. За несколько дней до того он заявил журналистам:
— Хорошо бы они сами на нас полезли! Гораздо легче было бы поубивать их всех, если бы они только выбрались из своих нор!
А сейчас, перед рассветом 16 декабря, он готовился к долгой поездке из Люксембурга в штаб Верховного командования в Версале, чтобы обсудить там проблемы смены личного состава, особенно стрелковых частей, в которых этот вопрос стоял особенно остро в свете тяжелых потерь предыдущего месяца.
В самом же Версале царил дух непоколебимой уверенности в себе. С немцами было покончено. Уже стояли наготове две «Летающие крепости»,[4] оснащенные специальной радиоаппаратурой, в ожидании того момента, когда Берлин падет, чтобы послужить тогда мобильными центрами связи.
Итак, 75 тысяч солдат и офицеров 1-й армии США спали предрассветным сном, начиналось утро нового дня, такое же, как и предыдущие, — холодное, тоскливое и все же безопасное. Они не слышали приглушенных шагов четверти миллиона немецких солдат, формирующих фронт атаки, не слышали шума заводящихся моторов «Пантер», не чувствовали, что на них смотрят жерла 2 тысяч орудий всех калибров, у которых уже стоят артиллеристы, а штурмовые батальоны в маскхалатах пробираются по предрассветному хвойному лесу к позициям американцев.
В 5:30 утра за дело взялась немецкая артиллерия. Первой открыла огонь огромная пушка, укрепленная на железнодорожной платформе далеко за передовой в районе городка Прюм. Вслед за ней ударили сотни других орудий всех калибров. Лейтенант Бук в ужасе видел со своего наблюдательного пункта над Ланцератом, как весь горизонт полыхнул яростной вспышкой желто-красного огня. Бойцы из взвода лейтенанта съежились на дне своих промерзших окопов, прикрывая голову.
Чудовищный артиллерийский огонь обрушился на каждого из американцев, занявших позиции в лос-хаймском коридоре. Солдаты, вскочив с постели, хватали оружие и бежали в подвалы и укрепленные пункты, вырытые в каменистой горной земле. Мирные жители прятались в подвалах. В Мандерфельде, в штабе 14-й кавалерийской группы, офицеры хватали телефонные трубки и сыпали приказами. Связные разбегались по машинам, моторы ревели и кашляли, и все это заглушали непрекращающиеся разрывы снарядов. С обеих сторон коридора, и с территории 106-й, и с территории 99-й дивизии, хлынули потоки рапортов:
5:50 — 423-я, 106-я дивизии: противотанковое отделение с 5:30 под артобстрелом;
6:32 — 99-я дивизия: по всему сектору дивизии ведется интенсивный артобстрел…
Канонада продолжалась целый час. Потом обстрел прекратился так же неожиданно, как начался. Что же творится, черт возьми? Солдаты высунулись из окопов, потными ладонями крепко сжимая оружие и возбужденно вглядываясь перед собой, пытаясь что-то увидеть в густом тумане, окружавшем их со всех сторон.
Немцы шли, даже не пытаясь скрываться. Три дивизии, тысячи солдат, надвигались из окрестных гор на американские позиции как на параде, выказывая полное презрение к ничтожным попыткам обороняющихся остановить их.
Сержант Джон Баннистер увидел немцев через окно. Они маршировали по дороге по четыре-пять человек в ряд, насвистывая и напевая, как будто никаких американцев не было на несколько километров вокруг. «Они, должно быть, не знают, что мы здесь, — подумалось сержанту. — А может, они просто слишком чертовски самоуверенны?»
Солдаты отделения быстро установили на втором этаже дома пулемет и, дождавшись, пока немцы подойдут на двадцать метров к проволочным заграждениям, которыми бойцы взвода огородили деревню, открыли огонь из всего оружия, которое у них было. Передние ряды немцев рухнули. Их тела лежали тут и там, воздух наполнили ярость и отчаяние. Но немцы не отступали. От основных сил отделилась группа солдат, бросившихся вперед, чтобы перерезать проволочное заграждение. Раздалось несколько взрывов, и тела смельчаков отлетели обратно — они нарвались на расставленные кавалеристами мины.