Капрал Хайнц Фридрихс впервые увидел двух самых известных членов комиссии по военным преступлениям, которые занимались делом Мальмеди, в феврале 1946 года. Когда с его головы сняли колпак и в глаза ударил свет, он услышал замечание, от которого мурашки побежали по коже:
— Итак, вы — Фридрихс. Долго же мы вас ждали.
Поприветствовав молодого эсэсовца таким образом, лейтенант сделал паузу, дожидаясь, пока его слова произведут должное впечатление, и продолжил:
— Можете говорить что угодно, мы-то знаем, что вы убивали людей направо и налево!
Не успел Фридрихс возразить, как вошли еще двое американцев. На одном из них была американская армейская форма, на втором — нашивка гражданского сотрудника. Это были лейтенант Перл и господин Тон. Капралу предъявили обвинение в соучастии в убийстве безоружных американских пленных на перекрестке в Бонье. Фридрихс попытался отпираться, но, как он сам расскажет под присягой два года спустя, его ударили по лицу, потом — по животу. Но он продолжал настаивать на своей невиновности:
— Я не убивал пленных. Если бы я участвовал в этом, я бы считал своим долгом понести наказание.
Перл сменил тему:
— Хорошо, давайте перейдем к следующему, — и выдвинул Фридрихсу обвинение в убийстве двух американцев под Стумоном.
И снова немец стал отрицать свою виновность, и снова, по его позднейшему свидетельству, его избили, причем Перл кричал при этом:
— Будешь покрывать своих офицеров — будешь висеть вместе с ними! А если все расскажешь — будешь через пару месяцев дома с родителями!
Фридрихс упрямо продолжал отстаивать свою невиновность, так что Перл сменил тактику.
— Американской демократии, — начал он, — нет смысла убивать молодого парня вроде тебя; но если будешь продолжать настаивать, то мы поставим тебя перед трибуналом и в течение двадцати четырех часов тебя вздернут!
Его голос смягчился, и он повернулся к Тону, который начал бормотать, что распорядится, чтобы у родителей Фридрихса утром отобрали продовольственные карточки (той зимой это было равносильно смертному приговору), и сказал:
— Минуточку, господин верховный прокурор, кажется, Фридрихс готов сделать признание!
Но эсэсовский капрал и не собирался. Лицо Тона покраснело от ярости. Он крикнул Перлу:
— Лейтенант, созывайте трибунал! Я не собираюсь больше тратить на него время. Пора его приговорить и повесить.
Перл снова стал притворяться «добрым следователем» и попросил господина Тона еще немного подождать. Вдруг Фридрихс не столь упрям, как кажется. Тогда, по рассказу Фридрихса, Тон схватил его за горло и стал бить по лицу. В конце концов молодой капрал сдался. Вот как он сам об этом впоследствии писал:
«После часа такого допроса я еле стоял и признался во всех выдвинутых против меня ложных обвинениях. Мне было уже все равно. Я подписал все, что мне сказали. Я написал признание под диктовку неизвестного мне лейтенанта. Это признание стало единственной уликой против меня на суде по делу Мальмеди».[49]
Двадцатичетырехлетний ефрейтор Эдмунд Томчак, приговоренный на суде к пожизненному заключению, тоже впервые встретился с лейтенантом Перлом и мистером Тоном в январе. Последний заявил ему, что если он не признается в убийстве пленного американца, то будет висеть рядом со своим ротным, лейтенантом Хайнцем Томгартом, смертный приговор которому вынесет чуть позже суд в Дахау. В конце перекрестного допроса мистер Тон помахал пальцем перед носом бывшего эсэсовца и выкрикнул:
— Если не признаешься, тебя повесят на закате!
Следующие десять дней Томчак провел, как он понимал, в «камере смертников». В первую же ночь незадолго до полуночи в камеру вошел лейтенант Перл и торжественно заявил:
— Готовься. Сейчас тебя повесят.
49
Эти показания были даны Фридрихсом 7 июня 1948 года в Ландсберге и засвидетельствованы отцом К. Моргеншвайсом, католическим священником в тюрьме для военных преступников.