– Они заполонили мой дворец, – сказал Барака. – Что мне делать?
– Прежде всего, не болтать вздор, как малое дитя, – ответил Нуич. – Забудь о письмах. Время пришло. Я займусь этими людьми…
Глава пятнадцатая
Третий всемирный Конгресс молодежи – яркоглазый, лохматоголовый и шумный – открылся на следующий день в 9.00 утра. Триста пятьдесят делегатов со всего света собрались во дворце «Победа Революции», чтобы заклеймить Соединенные Штаты и Израиль за убийства и акты жестокости, в которых они не были повинны, и восславить арабов за убийства и акты жестокости, которые теперь именовались проявлениями храбрости и героизма.
В 9.30 возникли неурядицы. Молодежь из восточных стран, главным образом из Японии, собиралась выступать только против Израиля, думая набрать таким образом очки у арабов – поставщиков нефти. С этим не соглашались американские делегаты. По их мнению, не только израильтяне, но и все без исключения белые должны подвергнуться осуждению за главную и непростительную вину – они были белыми, а не кем-то другим.
Это вызвало ярость у делегатов черной Африки. Не поняв сути принятой резолюции, они сочли ее за восхваление белых и потребовали, чтобы их тоже включили в список ораторов. В этом требовании содержалась скрытая угроза слопать белых делегатов одного за другим, если их поправка не будет принята.
Тогда Джесси Дженкинс, избранная председателем первого заседания – при почти полной пассивности зала, – объявила перерыв на ленч. Это вызвало неудовольствие гостей, сидящих на галерке, большинство которых составляли американские газетчики. Тридцати минут, решили они, явно недостаточно, чтобы успеть обнаружить скрытый общественный смысл и общемировое значение того факта, что, получи участники Конгресса доступ к гаечным ключам и железным ободьям от колес, развернувшуюся дискуссию точнее было бы назвать разборкой враждующих банд.
Однако двое из зрителей, сидящих на галерке, отнюдь не были расстроены столь ранним перерывом. Обозревая со своего места на балконе большой зал дворца «Победа Революции», соседствующего с резиденцией президента, Чиун спросил Римо:
– Ты понимаешь хоть что-нибудь из того, что здесь происходит?
– А как же! – ответил тот. – Все очень просто: черные ненавидят сами себя; азиаты ненавидят всех и каждого. А ведь есть еще белые айны из Японии, которые тоже хотят быть услышанными.
Чиун важно закивал головой.
– Я так и думал, – сказал он с расстановкой. – Одного не пойму: почему надо было ехать так далеко, чтобы убедиться в том, что они – разные? Разве нельзя послать друг другу письма?
– Конечно, можно, – сказал Римо, – но где гарантия, что вы не доставите их самим себе, а следовательно, нет никакой гарантии, что письма дойдут по назначению. Лучше уж так.
Чиун снова кивнул, хотя явно не был удовлетворен ответом.
– Ну, если ты так считаешь… – сказал он.
– Почему полковник Барака не дает знать о себе? – спросил Римо.
– Он изучает мои предложения, – сказал Чиун. – Мы еще услышим о нем.
Оба решили, что уже насмотрелись на братство народов в действии и спустились вниз, собираясь вернуться в отель, однако на первом этаже попали в крутящийся водоворот: группы делегатов вели между собой содержательный диалог – они громко кричали все разом, не слушая друг друга.
Римо хотелось побыстрее протолкаться и выйти на солнышко, но Чиун положил руку ему на плечо. Обернувшись, Римо увидел, что его наставник, похоже, заинтересовался словесным поединком, который вели двое азиатов против двух темнокожих, одновременно сражавшихся против двух белых. Чтобы лучше слышать, Чиун скользнул между участниками спора.
– Все зло в Америке! – сказал один из азиатов.
Чиун кивнул в знак согласия и повернулся к негру. Тот сказал:
– Белым доверять нельзя!
Чиун решил, что это – наиболее ценное высказывание. Так же считали оба белых собеседника, утверждавших, что ничто не может сравниться со злодействами американцев – со времен Дария.
Чиун отрицательно покачал головой.
– Нет, – сказал он, – Дарий был очень хороший правитель.
Шестеро споривших посмотрели на новенького. А Чиун уже впал в раж:
– Дарий мудро управлял страной. Мир был бы очень хороший, если бы Дарий остался на троне. Не моя вина, что его свергли эти презренные греки.
– Верно! – поддержал Чиуна один из негров. – Это Александр Македонский прикончил старого доброго Дария.
– А фараоны? – вскричал один из белых парней, весь состоявший из прыщей, угрей и комплексов неполноценности.
– По крайней мере, они знали, как поступать с иудеями, – сказал один из азиатов.
– Они были то, что надо, – подтвердил Чиун. – В особенности Аменхотеп. Он всегда платил сполна и вовремя.
Даже в этом бессмысленном споре замечание прозвучало столь неуместно, что все шестеро замолчали и уставились на Чиуна.
– Да, – подтвердил тот. – Аменхотеп никогда не задерживал платежи. Да славится в веках его имя! И Людовика XIV – тоже.
– О чем это ты? – спросил один из американцев. – Видать, ты один из прихвостней продажного короля Адраса. Да здравствует Барака!
Чиун, однако, с ним не согласился.
– Нет, – сказал он, – предшественник Адраса всегда тянул с оплатой. Если бы не это, Адрас давно уже получил бы назад свой трон. Уж он-то отвечал бы на письма. Да здравствует король Адрас!
– Долой! – закричал прыщавый.
Это разрешило колебания негров в пользу Чиуна.
– Да здравствует король Адрас! – закричали они.
Услыхав голоса, более громкие, чем их собственные, двести пятьдесят споривших делегатов подумали, что они что-то упустили, и замолчали, прислушиваясь к возгласам. И чтобы не оказаться в стороне от нового важного движения, которое могло означать новую эру в мировой борьбе за мир, они подхватили:
– Да здравствует король Адрас! За здравствует король Адрас! Да здравствует…
Они изо всех сил старались перекричать друг друга, и скоро дворец «Победа Революции» огласился громкими возгласами, эхом разносившимися но всему зданию:
– Да здравствует король Адрас!!!
Взмахивая руками, Чиун дирижировал толпой, как оркестром.
Рассерженный этой сценой, Римо пошел прочь и столкнулся лицом к лицу с Джесси Дженкинс.
– Вы хотите вернуть нас назад, к монархии? А что дальше? Феодализм? – спросила она.
– Если Чиун остановится на этом, – сказал Римо, – считайте, что вам повезло. Как прошел ваш обед с Баракой?
– На сей раз сердцеед оказался не на высоте.
– Что вы говорите?
Она засмеялась, и ее груди заколыхались под легкой лиловой кофточкой.
– Должно быть, из-за той вашей записки, которую я ему передала.
– Значит, он ее получил?
– Конечно, я сдержала свое слово. Когда он ее прочитал, то выскочил из зала, как ошпаренный, а через десять минут вернулся и выпроводил нас – еще до десерта.
– Это интересно, – сказал Римо.
Сообщение действительно заслуживало внимания. Если Барака унес письмо, чтобы показать его кому-то, то это был, вероятно, Нуич. Значит, он живет в самой резиденции Бараки. Почему так? Наверное, ждет подходящего момента, чтобы нанести удар ему и Чиуну.
– Кто-нибудь предлагал купить у вас ваше открытие? – спросила Джесси, желая поддержать разговор.
– Мне сделали кое-какие предложения. Между прочим, как вы отнесетесь к моему предложению поужинать сегодня вместе?
– Когда бесчинства здесь будут закончены, нас строем отведут в казарму. Там нас покормят как гостей Лобинии, и мы отправимся спать. «Никаких отклонений от установленного режима!» – сказала Джесси, пародируя лающий акцент нацистских охранников.
– Так вы согласны улизнуть оттуда и поужинать со мной?
– Я бы с удовольствием, только это невозможно. – Заметив его удивленный взгляд, она добавила: – Я ничего не преувеличиваю: нам запрещается покидать территорию лагеря.
– Наверное, Чиун прав, когда ратует за монархию. Народная демократия, похоже, заключает в себе все, кроме демократии для народа, – сказал Римо.
– За все приходится платить, – мудро заметила Джесси.
– А если вам удастся выйти, вы поужинаете со мной?