— Нет. Это заклятие было наложено на них только ради того, чтобы испытать тебя. Однако каждый может говорить лишь два слова. На протяжении долгих веков им дозволялось отвечать только «да» и «нет» — Итч Уизже терпеть не может звуков человеческой речи.
Ашалинда повернулась к эртам, пытливо вглядываясь в бесстрастные лица.
— Вы хотите остаться заколдованными?
— Нет, — ответил один из братьев.
На шее у него вздулись и бешено пульсировали вены, мышцы напряглись, точно он со всех сил с кем-то боролся.
— Вы знаете, что станет с вами, когда вы освободитесь?
— Да, — сказал второй брат. На лбу у него блестели капельки морской воды — а может быть, пота.
Он стиснул челюсти и сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев, словно силился заговорить, но не мог.
Ашалинда прикусила губу. Подойдя к братьям, она поцеловала каждого в щеку. Кожа их, столетиями ведавшая лишь касания воды подземных пещер, была холодна как лед.
— Тогда да пребудет с вами высшая милость, пусть солнце всегда светит на вас, а ветер всегда дует вам в спину.
Ангавар по очереди коснулся лбов Магрейнов.
— Благословляю вас, — промолвил он.
Братья повернулись друг к другу. По лицам их медленно разлилось выражение безграничной радости. Раскинув руки, они хотели пасть в объятия друг другу, но тут-то и настигло их беспощадное время. На пол дворца рухнули два столба праха, столь мелкого и легкого, что самого слабого сквозняка хватило, чтобы унести эту пыль прочь.
Как же жутко иной раз бывало стоять рядом с Повелителем Колдовства!
А иной раз — непередаваемо здорово.
Вообще общество Светлых всегда действовало на смертных возбуждающе. Совсем то, что испытываешь перед бурей, когда начинает подниматься ветер, небеса темнеют, а ветер пропитан магией. За миг перед бурей мир становится иным, в нем возможно что угодно, а самого тебя охватывает такая легкость и бесшабашное веселье, что кажется, ветер вот-вот собьет тебя с ног, подхватит и унесет высоко в небо, в царство молний и ветра. Вот что такое — находиться рядом со Светлыми.
Насколько же сильнее пьянила и дурманила близость короля Светлых!
— Когда я с тобой, мне подчас верится, что я умею летать! — воскликнула Ашалинда.
Ангавар рассмеялся.
— Мне будет приятно наблюдать, как ты наслаждаешься небом, — сказал он и взял ее полетать.
Летать без всяких дополнительных приспособлений — древняя мечта человечества. Смертные издавна мечтали летать как птицы — так вот, это совсем иной полет. Совсем не как Ашалинда летала в обличье лебедя, когда все зависело от мускульных усилий и точного выбора воздушных течений. И не так, как летают при помощи силдрона — скучное механическое скольжение, когда тебя тянут веревками на специальном летательном поясе.
А Светлые летали, как летает мотылек, пушинка одуванчика, бабочка, лист, скользящий на ветру, дрозд, стрела, орел, петарда, грозовая туча — все по отдельности и вместе взятое, и не только. Они умели подниматься гораздо выше любых птиц, на тысячи футов над землей, туда, где царит леденящий холод, а воздух так разрежен, что дышать можно лишь благодаря силе заклятий, осуществляющих этот волшебный полет.
Стать легче пушинки, парить меж листьев на самых высоких, тонких ветвях деревьев, скользить сквозь густые зеленые кроны все выше и выше. Зависнуть над недвижной лесной заводью или над серой, чуть рябящейся поверхностью широкого oзepa, а потом опустить ногу и коснуться пальцем воды. Раскинув руки, броситься с высокого утеса прямо в бездну и стремительно мчаться вниз, чтобы потом мягко приземлиться на каком-нибудь низеньком облачке, или, поймав восходящий поток воздуха, воспарить и вернуться на вершину утеса, или же опуститься на узкий каменный выступ посередине кручи, куда невозможно добраться ни сверху, ни снизу. Шагать по цветущему лугу, да так, чтобы не сломать ни единого стебля, не помять ни единого лепестка, оседлать грозу и слушать раскаты грома, когда ветер бушует у тебя в крови, а прорезаемые стрелами молний тучи громоздятся вокруг фантастическим городов исполинов. Чувствовать мельчайшие изменения в давлении воздуха, скорости и силе ветра, однако мастерски приспосабливаться к любым условиям, не замечая усилий — как прикованные к земле существа не замечают усилий при ходьбе. Вот что такое было летать, как летают Светлые.
Однако для самих Светлых это являлось всего лишь забавой, праздным времяпрепровождением. Для долгих путешествий полеты были слишком уж медленны, особенно в тяжелой атмосфере Эриса. Как простой пловец уступает в скорости парусному судну, как пешеход не в силах угнаться за каретой, так и полет Светлых не мог потягаться с крылатыми скакунами или Летучими кораблями.
Поэтому Ашалинда со своим возлюбленным путешествовали на эотаврах, по очереди посещая любимые уголки Эриса. Приехав же на выбранное место, они слезали с коней и летали сами, при помощи одной лишь магии.
В Лаллиллире они неторопливо скользили над туманными лощинами, вниз по течению рек, на сырых берегах которых, возле тростниковых омутов, груадахи, похожие на тонкие цветы ириса, расчесывали желтые волосы.
Потом влюбленные поскакали в Хайторн-Фирзенхолт и там поднялись на живые изгороди, потревожив плотное покрывало листвы не более, чем потревожила бы его принесенная ветром паутинка — ведь они легко шагали там, где создания Эриса провалились бы в зеленую гущу. А когда над холмистой страной куинокко собрались сумерки, к счастливой чете застенчиво подошел изящный белый конь и склонил перед ними увенчанную витым рогом голову, задрожав от удовольствия, когда Ангавар ласково погладил его выгнутую шею, молочно-белую, как сам лунный свет.
— Мой народ называет его единорогом, — сказал Ангавар. В Долине Роз пышным цветом цвел шиповник и дикие розы, обволакивая всю долину пенным кружевом белых и нежно-красных розеток, нежных, как лапка котенка. Насколько же иначе весь Эрис выглядел с высоты, таким, каким видит его око солнца! Леса тянулись к свету, раскидывая руки ему навстречу. Тонкие светло-зеленые и золотистые побеги застилали старые, огрубевшие стволы внизу.
В Мириеноре лебединые девы сбирались вокруг Ашалинды с Ангаваром, венком черных цветов окружали влюбленных, плывущих по глади озер в стеклянном челне или стоящих рука об руку на самой поверхности воды.
Кипящая лава Таптартара не обжигала короля Светлых и его невесту, и они вместе летали меж черных столбов дыма, не чувствуя ни угарных паров, ни ядовитых газов, что поднимались над этим безлюдным краем.
Полеты сами по себе стали для девушки неиссякаемым источником веселья. Далеко от глаз чопорных придворных — поднявшись туда, где взгляд человеческий не мог различить их — влюбленные резвились и играли в воздушных потоках, точно щенки на лужайке. Свободная от сил притяжения, одетая в лесной наряд дайнаннцев, Ашалинда училась выделывать в воздухе сальто, мертвые петли, крутые повороты и прочие хитроумные маневры. Она снова возвратилась в детство, стала ребенком. С тех пор как ей исполнилось семь — тысячу лет назад! — она так не дурачилась. И никогда еще у нее не было такого чудесного товарища по проказам и шалостям, такого партнера по танцам, от красоты которого сердце останавливалось у нее в груди.
Эрантри косился на все эти дурачества неодобрительно. Для него, пернатого хищника, полеты были образом жизни, а не веселой игрой.
— Хотелось бы мне навсегда сохранить способность летать, — сказала Ашалинда, паря рядом с Ангаваром меж верхних ветвей старого дуба. — Сила тяжести — такая скучная штука!
— Увы, твой народ не приспособлен для постоянной левитации, — ответил ее нареченный. — Без постоянных упражнений кости людей становятся хрупкими, мышцы слабеют, даже сердце не может биться в полную силу.
— Какое безобразие! — пылко заявила девушка. — Ну и ладно, я не стану роптать, если мне можно будет полетать вместе с тобой хоть иногда.
— Куда теперь? — спросил он.
— В Тириендор. Я всегда любила этот лес больше всех прочих и очень хочу посмотреть, каков он осенью.