— Я и говорю: надо остановить тех, кто могут додуматься искать виновных — и фактически мстить невинным! — воскликнул Лартаяу. — Но только — как?
— А прямо сказать про нестабильность прошлого — тоже… — продолжал Кламонтов. — Как будет понято, как это могут использовать?..
— Однако верно, — вдруг понял Джантар. — При всём ужасе происшедшего, всей его трагичности, это — уникальный шанс очищения нашего человечества от многотысячелетней исторической энтропии! От ненужных армий, спецслужб, тайных обществ, безнадёжно устаревших идеологий! И мы действительно можем устроить всё по-новому!
— И пусть будет момент всеобщего прощения! — поддержал его Лартаяу. — Не надо ничего конкретно расследовать, никому мстить на основе всё равно лживых документов — всем сообща взяться за новое устройство жизни!..
Однако пауза внезапного возбуждения — была недолгой…
— Нo какая-то причина случившегося должна быть названа, — задумался Ареев. — И это уже решать — вам…
— Момент истины для всего нашего человечества… — сказал Джантар. — И дополнительный шок для тех, кто исповедовал отжившее…
— А что делать — если объективно служили злу? — ответил Лартаяу. — И сколько человек умерли или сошли с ума… Кстати, они хоть излечимы?
— Пока трудно сказать, — компьютер не смог скрыть вздох Кламонтова. — Да, показала себя животная природа человека…
— Нет, подождите… — начал Лартаяу уже с новой мыслью. — А… не мог кто-то сознательно готовить такое "очищение" нашего человечества? Путём… устранения всех несовершенных? А то мы сразу думали… Ещё в спальне интерната…
— Тоже трудно сказать, — ответил Кламонтов. — И правда — что следовало думать? Ресурсы планеты ограничены, население стремительно растёт за счёт бандитов, наркоманов — а власть беспомощна…
— Да, мальчики… — только и смогла произнести Фиар после долгой паузы. — Неужели и это — так замкнулись векторы?
— И кто-то так хотел спасти наш мир… — добавил Джантар. — От разорения теми, кто только проедают, ничего не приумножив…
— И его за это трудно осудить, — как эхо, откликнулся Итагаро. — Если пропаганда издевается над обществом — мол, скоро будет совсем плохо, а власть бессильна это предотвратить — что остаётся? Самому, в меру своих сил и ума, спасать хоть кого-то? Вот и получили… Хотя мы — сразу увидели в них жертв…
— Но сейчас надо простить и то, и это — всё… А пока — давайте вернёмся к конкретным вопросам… — начал Лартаяу.
— …Да, и — как раз об этом, — раздался ещё чей-то голос — и полумрак каюты по ту сторону защитного поля на мгновение рассекла полоска света, а затем в неярком боковом освещении от лампы на столе появился ещё землянин, из другой группы (которую видели лишь мельком, один раз, идя сюда через весь этот неожиданно огромный звездолёт: с его условно нижнего уровня, где располагался шлюзовой отсек, на условно верхний, к каютам — находившимся, однако, в зоне почти такой же искусственной гравитации). — Опять их столица вызвала на связь главный компьютер звездолёта. Там ещё что-то произошло… И касается, похоже — большой политики…
— А что такое? — встревоженно спросил Кламонтов, оборачиваясь к вошедшему.
— Да то ли ещё парадокс — то ли кто-то от имени Адахало, когда того уже не было в живых, успел издать указ: в связи с фактической ликвидацией Лоруанской республики в правах восстанавливается Лоруанская империя и все её законы, — поспешно и взволнованно объяснил вошедший. — И единственный наследник — кто-то из них же… Вот мне и поручили передать…
— Нет… — вырвалось у Лартаяу. — Это уже слишком… И потом, есть же правительство. Есть же Рон Лим…